Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова

О, Боже! Каким же я была отчаянным ребенком. А что я теперь?

* * *

Наконец-то элегантный дипломат в голубом костюме вернулся на свое место. Ни полслова не сказав о том, где же он пропадал так долго, Николай с места в карьер принялся по-прежнему оживленно повествовать, что был в Норвегии на пятимесячной языковой стажировке при Ословском университете, а теперь возвращался в Москву за новым назначением. Он оказался самым настоящим полиглотом: владел в совершенстве французским, испанским, итальянским, португальским, датским, шведским, а теперь еще и норвежским языками; английский подразумевался как бы сам собой. Таких людей я уважала ввиду своей бездарности к языкам. Более-менее прилично я знала только вдолбленный по настоянию бабушки откровенно насильственными методами английский.

Где же этот Николай-любезник отсутствовал столь долгое время на весьма ограниченной площади самолета и чем все это время был занят, я так и не узнала. Спросить его о том я постеснялась, хотя самой было прелюбопытно; все потому, что интуиция прошептала: попутчику подобный вопрос будет не совсем приятен, и прямого ответа он в любом случае постарается избежать.

Москва встретила чувствуемой уже в аэропорту тропической оранжево-апельсиновой жарой, звонким летним гамом, пестрыми, шумными и нарядными толпами и всегдашним слегка хаотичным оживлением. Ах, как все здесь разительно отличалось от уравновешенно-флегматичных, нордически сдержанных малолюдных аэропортов прохладной Скандинавии. С велеречивым Николаем время, проведенное в длиннющей очереди на пограничной проверке паспортов, пролетело так незаметно, что его даже мало показалось. Разноцветные сумки, баулы, чемоданы, свертки, коробки и прочий туристический багаж выглядели несколько притомленными и слегка помятыми. Они верно приобрели смирение, усталость и головокружение, устав так долго крутиться на лентах транспортеров и потеряв надежду дождаться окончания всех проверок и досмотров. Правда, по многоцветию, многообразию форм и видов и фантазийной невообразимости багаж путешественников в русских аэропортах во много раз превосходит стандартные и однообразные наборы аккуратных чемоданчиков и получемоданчиков с обязательными и неизменными колесиками в других аэропортах мира.

Николай легко подхватил мой изящный чемоданчик из золотистой кожи, специальными хитроумными способами выделанной под крокодилью, и мы, по-прежнему без умолку болтая, двинулись через «зеленый» коридор.

Я моментально выделила из толпы встречающих ничуть не изменившуюся, по-прежнему похожую на танцовщицу фламенко из какой-нибудь там Андалусии, родную мамочку с ее абсолютно экзотической, редкостной для среднерусских широт смуглой наружностью. А рядышком, чуть поддерживая мою маму под руку, оказывается, на удивление гораздо больше с ней внешне схожая, чем я – родная дочь, стояла высокая и видная, пышнотелая и пышногрудая, черноволосая и черноокая дама – моя по жизни самая близкая подруга Майя Ковалевская.

С моей Майечкой мы стали неразлейвода еще в школе, когда нам было по девять лет, и с тех пор так и оставались закадычными подругами. Я, странно возбужденная встречей, просто потерявшая голову и от жары, и от радости, в захлестнувшем сердце половодье чувств, порывисто расцеловала их обеих. Только минуть через пятнадцать-двадцать, захлебываясь обоюдными новостями, мы тронулись к стеклянным дверям входа.

На выходе из аэропорта прилетающих гостей и жителей столицы приветствовал гигантский рекламный щит с наиглупейшим призывом, который по-революционному красным гласил: «Отдайся Шоппингу!» (Причем слово «шопинг» начиналось именно с заглавной буквы и отчего-то содержало сразу два «п»!) Далее так похожее на иудейскую фамилию и столь невинное в английском звучании, означающее просто покупки, слово «шопинг» было кем-то крест-накрест жирно перечеркнуто, и черным по кумачево-красному приписано «Ивану Ивановичу Иванову». В конечном итоге реклама призывала зрителей отдаться без затей простому, наверняка хорошему и честному русскому труженику мужского пола. Никто, главное, и не пытался щит сменить или хотя бы надпись аршинными буквами подредактировать! Мне сделалось смешно и одновременно невыразимо хорошо.

– Это еще что, – усмехнулась подружка Майечка весьма задорно и лукаво: – Вот поедем по Ленинградскому шоссе, так увидишь воочию настоящий словесный шедевр куда круче данного: «Эффективно сосу все!» И подпись: «Хувер».

– Да не может быть!

Тут я дико расхохоталась уже в полный голос; держась за живот, согнулась почти пополам и, если поглядеть на меня со стороны, наверняка выглядела впавшей как бы в легкое, но моментально наступившее безумие:

– Боже, как у вас здесь все весело! Знаменитая компания по производству пылесосов сама сочинила этакий перл?

– Чего не знаю, того не скажу! Но почти уверена, что это один и тот же автор или коллектив таковых придумывает все наши нынешние рекламные слоганы. Почерк, стиль и чувство там всегда совпадают!

Деликатно молчаливый Николай донес мой чемодан до стоянки такси, вежливо со всеми нами попрощался и протянул мне свою визитку, выполненную в изящном, по-японски каллиграфическом стиле на тисненой бумаге нежно-песочного цвета – до чего приятно брать в руки! Приглушенным, тихим баритоном он попросил мой номер телефона. Я сделала вид, что не расслышала его просьбу, восторженно заговорив с Майей о ее неожиданном для меня решении-сюрпризе приехать в раскаленный добела аэропорт для встречи своей старой-престарой подруги. Элегантный, воспитанный дипломат окончательно раскланялся с дамами и ушел. Подъехало такси.

– Слушай, Ник, а кто этот грандиозный и потрясающий мужчина? Не ревнует ли тебя Вадим? Ты выглядишь просто суперпотрясающе; лучше, чем двадцать лет назад. Это, Ник, честно и искренне! – с врожденным достоинством встряхнув невероятно роскошной гривой волнистых, черных, как ночь, достигающих пояса совсем как в наивные времена нашего детства волос, лукаво прищурилась Майечка. Мы рассмеялись одновременно и в унисон, четко вторя друг другу звенящими нотками голосов: более высокого у меня и более низкого у Майи.

Все стало совсем-совсем как было раньше. Я объяснила, что это случайный попутчик – дипломат.

– Просто дипломат? Вот, Ник, какая ты стала теперь… Боже, он в моем вкусе. Высокий жгучий брюнет, глаза с поволокой, взгляд горячий, а манеры, а одет – мечта, а не мужчина!

Я припомнила, что в школе Майя увлекалась исключительно жгучими брюнетами, хотя сама была жгучей кареглазой брюнеткой. Факт удивительный, если учесть логику мирового замысла, где по идее должны сходиться противоположности типа льда и пламени. Ведь всякий должен искать то, что самому недостает. Майя-то моя почему-то исключение из общего правила, хотя и я тоже по сути: мы с Вадимом ярко выраженные природные блондины… И я про себя подивилась тому, что вкусы, оказывается, не меняются и со временем. Расцеловав меня в обе щеки и простившись с моей мамой, подруга вышла из машины у ближайшей станции метро.

– Нет, нет, Никуша дорогая, тебе надо отдохнуть и набраться сил сегодняшним вечером. Нет!