Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова

Стройная спасительная фигура Таисии Андриановны внезапно вновь ожила, забеспокоилась, наконец вытянулась в струну. На ее твердо высеченном высокоскулом лице появилось то самое негодующее, решительное и жестокое выражение, с которым она меня всегда наказывала. За проступки порола бабушка всегда самозабвенно-яростно и до тех пор, пока у самой хватало сил. В те самые малоприятные моменты моего детства отчетливо чувствовалось, как некая, всегда в ней присутствующая, круто завинченная спираль или пружина начинает ритмичное неостановимое кручение, расходясь на полных оборотах со все учащающейся амплитудой и убыстряющейся скоростью: вжик-вжик, вжик-вжик. Сама я боялась подобных случаев, но тогда в лесу, наоборот, как-то сразу успокоилась – отупела, потому что поняла: нет, несдобровать мучающему меня уроду, если бабушка вошла в состояние своего странного аффекта. Еще валяясь на земле, я уже интуитивно знала, что окончательно и бесповоротно спасена. Видимо, моментально вспомнив все свои суровые навыки времен пережитых великих войн и лихолетий, крепко сбитая, спортивная, энергичная дама подхватила жестяной бидон, раскрутила его как богатырскую булаву и с прицельной точностью амазонки метнула убойное оружие сиволапому в физиономию. Удар вышел отменный; бидон с остатками молока угодил ему прямо в зубы. Надо мной, а потом позади что-то крепко лязгнуло, зазвенело и посыпалось и сразу же взвыло, выхрипнуло рычащие нечленораздельные звуки, отфыркалось, отплевалось, и страшенное двуногое чудовище согнулось пополам. А бабушка уже была рядом с явным намерением вцепиться в страшилище и расцарапать ему все, что удастся. С победным вскриком Таисия Андриановна дикой пантерой прыгнула на сиволапого, повалила его, вконец ошарашенного и потерявшего всякую ориентацию, на землю, а затем нанесла три резких, уверенных удара в голову, живот и пах.

Тут мы обе как бы пришли в себя и насколько могли быстро побежали прочь от страшного места. Бабушка крепко-накрепко держала меня за руку. Сердце же стучало так гулко, будто бы готовилось выпасть из моей груди на траву, и потом я несколько часов не могла восстановить обычное дыхание.

«Вот что значит – старость не радость. По глупости вывернула себе кисть руки, а в молодости таких оплошностей со мной не случалось», – ворчала старушка, отпирая замок на нашей входной двери. Это было все, что она высказала по поводу события, и при этом не показалась мне ни испуганной, ни удивленной. Может, и вправду дело было заурядное?

Я же и через много-много утекших после того случая лет все так же боялась ходить в деревню той милой лесной тропкой мимо кустов с малиной и полянкой с зарослями валерианы. Опасаюсь и доныне.

Я совершенно потеряла способность нормально спать, а вместе с этой способностью и всю обычную жизнерадостность здорового, активного, любопытного к миру ребенка. Как полно, как отчетливо-глубоко я понимаю отчаянные страхи несчастных жертв из романов «черных» серий и фильмов ужасов, колющих себе пальцы иглами или заводящих пронзительные звонки будильников на каждые пятнадцать минут, лишь бы не заснуть случайно и во сне не умереть от изощренных пыток какого-нибудь кошмарного урода. Такие сны могут быть много реальнее любой реальности, поэтому мне, как и героям тех романов, спать тоже не следовало бы. Лишь стоило едва забыться, как из липкого, душного тумана полудремы моментально начинало формироваться бесформенное кровавое пятно, ярко выделяющееся на белом фоне высокой кирпичной стены. Видение то словно засасывало вовнутрь себя целиком, и пятно мало-помалу начинало оживать. Оно на глазах разрасталось, меняло форму. Мутная, темная и вонючая жидкость текла из него со все возрастающим напором. Вот стена дрогнула, просыпав несколько оштукатуренных кусков, и теперь медленно, но неотвратимо наезжает прямо на меня. Хочу бежать, но тут из отвратительной жижи показываются волосатые, жесткие и мускулистые шупальца-сардельки. Они опутывают мое горло, сдавливают его сильнее и сильнее, опутывают все новыми и новыми кольцами… Приходилось каждый раз срочно просыпаться. А странно, что лица того лесного насильника я совсем не запомнила, не помню и сейчас.

К моему удивлению и ужасу, бабушка совсем не изменила железного убеждения насчет особой полезности парного молока и продолжала регулярно ходить в Тарасовку-2 тем же самым наикратчайшим путем через лес и не часто разрешала мне отвертеться от совместного с ней похода. Правда, мама немножко рассказывала мне, что когда началась война, бабушку несколько месяцев тренировали в специальном лагере, где ее вроде бы учили снайперски стрелять и часами не двигаться, совершать затяжные прыжки с парашютом, осваивать приемы рукопашного боя и самообороны и то ли обезвреживанию, то ли, наоборот, установке фугасных мин или бомб.

И только неожиданная беременность и последующее рождение дочери в ноябре 1942 года остановили героическую комсомолку от отправки на фронт вслед за молодым мужем-добровольцем – моим дедом. Мой дед с войны не вернулся, и, может быть, поэтому сама бабушка терпеть не могла разговаривать на подобные темы и сразу же резко пресекала все вопросы, хотя имела красивую бархатную коробочку с медалью «За оборону Москвы». Медаль я слезно упрашивала ее дать поносить хоть иногда, хоть дома, хотя, конечно же, рассчитывала принести награду тридцатипятилетней давности в свой класс. А еще она имела невозможно стильный и тяжелый кортик с выгравированной на таинственно мерцающей стальной рукоятке надписью: «Таисии Андриановне Андреевой за высокие показатели в труде и обороне СССР». Кинжал хранился глубоко в преисподней набитого до отказа разными вещами старинного резного гардероба, между плюшевым с золотым тиснением «Дорогой Таечке на долгую память» фотоальбомом и арабским одеялом из верблюжьей шерсти, все еще новым в новой же прозрачной пластиковой упаковке, но купленном лет десять назад. Однажды я умудрилась стащить из шкафа темно-коричневый кожаный чехол с кортиком и вожделела тайком понести его в школу и продемонстрировать одноклассникам, однако была поймана «с поличным» и примерно наказана владелицей. Так что мне не особо повезло ни с наградным холодным оружием, ни с медалью.

Через несколько дней после полубезумной встречи с косматым мужиком моя строгая воспитательница поделилась с доброй молочницей всеми ужасами произошедшего с нами по пути за молоком. Под ахи, охи и вздохи простодушной тети Дуни она не преминула несколько раз особо подчеркнуть свою действительно небывалую даже для молодой женщины отвагу, сноровку и смелость. С еще большими эмоциями и причитаниями Евдокия в ответ поведала в подробностях совершенно кровь леденящую историю, что после той памятной встречи с нами садист в белой рубахе успел прославиться своими зверствами на всю округу. Если поначалу он просто воровал в окрестных деревнях сушившееся во дворах на веревках женское нижнее белье, то вчера вечером изнасиловал, а затем в куски изодрал-изрезал соседскую козу Томку. Соседка баба Нюра обычно оставляла свою козочку пастись в перелеске неподалеку от деревни, привязывая ее к дереву длинной веревкой. Несчастное животное было найдено изуродованным и повешенным. Я мысленно живописала себе всю кровавую, картину, и меня враз замутило так, что пришлось срочно выбежать из избы на огороды. Увлеченные беседой женщины ничего не заметили.