Нам, живущим. Реквием - Роберт Хайнлайн

– Что ж, Ла Гуардиа занял офис в пятьдесят первом и находился на посту два срока. Парень, что режиссировал эту запись, похоже, считает, что самым большим достижением Ла Гуардиа стало реформирование банковской системы. Он называл это Борьбой Банков.

– Да, и важность этой реформы в том, что она сделала возможной существующую ныне экономическую систему.

– Подождите секунду, прошу вас. А какова существующая экономическая система? Диана говорит, что не социализм. Значит, капитализм?

– Можешь называть ее так, если угодно. Я бы предложил тебе пока что считать ее приватизированным индустриализмом. Ла Гуардиа уничтожил капитализм в твоем понимании. Он начал с нуля и основал государственный банк, Банк Соединенных Штатов.

– А разве Банк федерального резерва к тому времени уже не существовал?

– Да, но Банк федерального резерва, несмотря на свое название, не был государственным банком. И вообще в привычном понимании слова банком не являлся. Физическое лицо не могло получить заем в этом банке и не могло поместить в него деньги на хранение. Этим банком могли пользоваться лишь банкиры, которые им и владели. Ла Гуардиа хотел создать реальный банк, которым владели бы граждане и пользовались граждане. Но банкиры противодействовали ему на каждом шагу. Они контролировали большинство газет, владели значительной частью благ страны, а на остальную часть у них были закладные того или иного рода. В политической машине положение банкиров было тоже весьма устойчивым. Так что банкиры начали войну против него. И это его рассердило. Судя по тем свидетельствам, что нам доступны, сердить Цветочек[12] всегда было небезопасно. Он протолкнул свой законопроект о банках, используя личное обаяние и запугивание, и объявил всей стране, что готов давать деньги в заем всем и каждому, кому отказали в кредитах частные банки. Понимаешь, банки сеяли панику и страх, отзывая займы и отказываясь давать деньги в заем.

Ла Гуардиа восстановил спокойствие еще раньше, чем успел подготовить все механизмы для управления банковским бизнесом. И теперь ему уже мало было просто открыть собственный банк. Этот банк строился как финансовый агент правительства, способствующий проведению финансовых операций между правительством и гражданами, задуманных еще Франклином Рузвельтом. Ла Гуардиа преисполнился решимости разорить частных банкиров. Он обратился к ряду финансистов и сам изучил теорию денег. Он пришел к убеждению, что обычное коммерческое финансирование может обходиться в стоимость обслуживания плюс стоимость страхования, что гораздо меньше, чем взимавшиеся банками процентные ставки, основанные на спросе и предложении и представлении о деньгах как товаре, а не государственном средстве обмена. Он начал давать деньги взаймы, исходя из этой теории. Его бухгалтерия достаточно точно рассчитала стоимость обслуживания и оценила цену покрытия страховки. По мере развития системы страховка просто стала отражать удельный вес потерь предшествующего периода. Правительство давало кредиты такого типа и с таким дисконтом, что потери были невысоки, и всего через год федеральное правительство уже выдавало деньги гражданам по средней годовой ставке в три четверти процента.

Затем Ла Гуардиа нанес решающий удар. Его новое банковское законодательство позволяло правительству регулировать процент частичного резерва, который банки обязаны были держать, чтобы обеспечить выдачу депозитов вкладчикам. Если ты изучал банковские законы своего периода, то знаешь, что так называемый частичный резерв – это уловка, позволяющая банкиру давать взаймы деньги, которых у него никогда не было. Система фактически позволяла банкиру создавать новые деньги, не обеспеченные ни золотом, ни собственными средствами банкира, но за счет денег клиентов. И Ла Гуардиа отрегулировал этот процент до самого предела. Он запустил программу, обязывающую банки увеличить частичный резерв в течение трех лет до ста процентов. Раздраженные банкиры устроили показательное разбирательство и довели дело до Верховного суда. Генеральный солиситор[13] заявил, что закон и порядок, установленные программой, не просто конституционны, но и призваны прекратить нарушение Конституции, коим определенно являются частичные резервы, ведь в Конституции правом чеканить монету и регулировать ее ценность наделяется только конгресс. Суд поддержал администрацию по всем пунктам в знаменитом решении господина Франкфуртера Правосудного[14], и денежные манипуляции в США перестали существовать.

– Так, значит, частным банкам пришел конец?

– Не совсем. Они сохранились как полезный институт депозитарного хранения, поскольку вскоре стали предлагать своим клиентам услуги, не предлагавшиеся Банком США. Если тебе требуется доставка вклада на дом или же ты хочешь обналичить чек посреди ночи, частные банкиры с радостью окажут тебе такую услугу. А кроме того, по-прежнему оставалось большое пространство для спекулятивных кредитов – благодаря людям, желавшим рискнуть своим капиталом в надежде на крупную прибыль. Банки продолжают давать в долг под большие проценты в областях, где риски велики и их непросто оценить заранее, однако теперь они обязаны ссужать реальные деньги, а не то, что они извлекали из чернильницы. Новая система резервирования положила этому конец. Ты узнаешь, какую важную роль банкиры-спекулянты сыграли в проникновении в Южную Америку. Они и сейчас играют важную роль. Они создают в промышленности элементы частной инициативы и предпринимательства, которые не способно создать правительство.

– А что там с проникновением в Южную Америку? Записи на эту тему как-то туманны, или, может быть, я просто уже не смог это переварить.

– Отдельные историки считают, что это было скорее изнасилование, чем проникновение. Вплоть до тысяча девятьсот семидесятого года Соединенные Штаты неуклонно теряли свои позиции в Южной Америке. В период правления Эдварда Европа постепенно становилась все более индустриальной и свой самый большой рынок сбыта нашла в лице Южной Америки. Азиатские рынки не представляли интереса с тридцатых годов, а Южная Америка с ее сырьем оказалась в удобном положении партнера. С другой стороны, Соединенные Штаты были страной аграрного экспорта, и это раздражало некоторые южноамериканские государства, в особенности Аргентину. Но Сорокалетняя война изменила ситуацию. Соединенные Штаты прошли через экономический рост в результате введения Закона о банковской деятельности, который сократил разрыв между производством и потреблением, снизив накладные расходы для товаров, недоступных покупательной способности.

– Не понимаю, что вы говорите.

– Предлагаю тебе сделать пометку и подождать с этим, пока не начнешь изучение существующей экономической системы. Вероятно, тебе преподавали традиционные экономические теории твоего периода, великолепные и весьма оригинальные, но – и я надеюсь, что ты простишь мне это, – совершенно неправильные. Вернемся к нашим баранам. Улучшение экономической ситуации привело к обычной политической реакции, и после Ла Гуардиа к власти пришла консервативная администрация. Однако между потреблением и производством по-прежнему оставался значительный разрыв. Традиционный взгляд на вещи, в особенности это касается экономических верований Консервативной партии, всегда гласил, что процветающей нации необходим благоприятный торговый баланс, или весовой баланс, как его раньше называли. Говоря простым языком, для страны лучше, когда она экспортирует больше, чем импортирует. В такой формулировке звучит глупо, поскольку несомненно, что страна, вывозящая больше, чем привозит, с каждым годом теряет реальные ценности. Однако зерно истины в этой позиции имелось, и для того времени – зерно весьма практичное. Экономические процессы были организованы столь забавно, что каждый год совокупная стоимость произведенных страной товаров превышала покупательную и потребительскую способность ее жителей. Это называли перепроизводством, и не было числа эзотерическим бессмыслицам, которые говорились о перепроизводстве. Однако сложные объяснения не требовались. Просто система из необходимости производила больше, чем могла потребить. Математику этого вопроса ты можешь освоить позже. Будучи инженером, ты непременно увидишь правдивость этой оценки и, вероятно, немало повеселишься.