Голод. Нетолстый роман - Светлана Павлова

потому что он вообще никогда-никогда со мной не… впрочем, ладно. наконец рука встречается с чем-то мягким, водянистым, противным. я слышу на фоне крещендо подросткового смеха. и до меня доходит, медленно, но доходит, что…

////

то есть, на самом деле, всё, конечно же, было не так. на самом деле, услышав фамилию, я на мгновение остановила время и прочитала мысли Ирины Санны, которая надумала дать мне пример из номера 573. быстренько посмотрела в решебник, разморозила время обратно, прошла к доске. наскоро по памяти записала закорючки, ничего для меня не значащие, да так быстро, что мел крошился на пол. а потом услышала голос Кашкарина, вякнувший что-то вроде: «эй ты, а чё циферки такие маленькие? мне что, с лупой всё это разглядывать?»

а я, снова подзаморозив время, подумала пару секунд и выдала на весь класс: «с лупой будешь член свой разглядывать». и класс загудел, и Ирина Санна залилась бордовым и вылетела из кабинета (наверное, смеяться). и Лерка оторвала глаза от тетради и оценила…

Я зачитываю терапевтке найденный подзамочный пост в своём ЖЖ школьных времён. Она просила меня отыскать записи тех лет – чтобы мы вместе нашли триггер РПП в моём прошлом. Терапевтка подмечает, что я – как и в этом тексте – и по сей день отказываюсь говорить о чувствах, пережитых в момент травмы.

Терапевтка бесит меня.

Я рассматриваю её пиджак, часы, сапоги и не могу перестать думать о том, что это всё – обличие 30 % моего заработка. Может быть, лучше было отложить в пенсионный фонд?

Я не понимаю, чего она хочет, как и не понимала 250 тысяч рублей назад.

Для меня фраза «испытать сострадание к себе в прошлом» звучит как пустой набор букв.

RE: о политике

Вот, прочитала сейчас, что американский президент отказался от зарплаты! Достойный поступок!

Интересно, какие у нас комментарии по этому поводу будут? Как сострит М. Захарова?

RE: о политике

Ты смешная!

Помнишь, нам в шестом классе задали писать сочинения про гимн, и мы с тобой написали, что считаем неправильным добавление слова «Бог» в гимн светского государства, а мне поставили двойку, выгнали с урока, а потом вас с мамой вызвали в школу, и вы орали друг на друга в кабинете директора. А директор была в шоке от таких идеалогических расхождений в одной семье.

Мама была в ужасе и запретила мне делать уроки с тобой.

А зря.

Люблю-люблю-люблю.

Сергей выложил мем «бинго». И уточнил: у кого сколько, коллеги?

В «бинго» были опции типа:

«Люди плачут, когда я включаю камеру в зуме»;

«324 непрочитанных сообщения»;

«Нет мотивации мыться и менять трусы»;

«Хочется умереть»;

«От кофе уже не начинается тахикардия».

Если честно, я испытывала мелочное ощущение радости, когда на подобные Серёгины выпады в чате никто не отвечал. Но ему отвечали, отвечали почти всегда.

Тэ Бэ и Федька поставили весёлые реакции. Остальные – сердечки.

Я спросила: «А почему это смешно?»

Сергей записал войс, прямо в общую группу: «Ебать ты душная, Лен».

Потом он написал: «Так, ребята, не рассиживаемся и думаем над копирайтами для ланьярдов[20]. Это действительно очень важно».

Господи, как же я их всех ненавижу.

Но Сергея – в особенности.

Конечно, с ним уже давно было пора расстаться. А лучше бы и вовсе не начинать. Это стало понятно ещё на первом же официальном свидании, во время которого Серёня, мощно набанкетившись и, видимо, заскучав в моей компании, предложил сыграть в «Я никогда не…». По жизни я больше «не», чем «да», так что Сергей в основном «проигрывал», и где-то на пятом раунде он с ухмылкой поинтересовался: «У тебя чё, совсем никогда не было опыта неконвенционального секса?» Мне стало стыдно, и я зачем-то возразила: мол, чего это не было, всё у меня было, вон летом, пару месяцев назад случился «тройничок» (именно это смешное слово-розетка). По правде говоря, мой «тройничок» ограничивался тесной палаткой на «Архстоянии», в которую Илья с Машей сначала напросились «чисто поспать», но вместо этого начали трахаться прямо рядом с моим (не)спящим телом. Я высказала свои претензии наутро: Илье, не Маше – та всё-таки подружка и к тому же никогда не умела пить. Тот лишь отмахнулся: сказал, что моё мнение о невозможности такого поведения просто «социальный конструкт в голове». На слове «голове» он два раза ткнул пальцем мне в лоб. А потом, подмигнув, добавил, что вообще-то стоило не терпеть, а присоединиться.

То есть Сергей, получается, был уже вторым человеком, попытавшимся обратить меня в мир перверсий. Кажется, я могу по пальцам пересчитать, когда мы занимались сексом в горизонтальном положении на обычной кровати. Всегда стоя, сидя, в подъезде, в машине, в туалете моего любимого кафе, куда я и по сей день боюсь заходить. Не сказать, чтобы я преуспевала: у меня то и дело затекала спина, я билась головой о потолок его машины или скользила коленями по подогреваемому кафелю его расфуфыренной ванной. Однажды он намазал сливками свой член и сказал: «Eat the rich» (пожалуй, я не буду комментировать истиную мотивацию в этом минете).

До Сергея я считала, что отношусь к сексу легко. Я могла переспать с приятным мне человеком просто так – если случилась внезапная химия, приоделся бывший, захотелось кому-нибудь назло, да или просто возникло настроение. Правда к тридцати годам так и не распробовала ван-найт-стенд[21]. Зачем, если за одну ночь он вряд ли поймёт, что с тобой делать? Самое приятное в ван-найт-стенде – разве что утро: тихо сбежать из квартиры, а после – идти по просыпающемуся городу, угадывать в проходящих женщинах праздный вечер накануне.

До Сергея я также не понимала логики: почему слова «дать» и «доступный» применяются к женщинам, но никогда не к мужчинам. Ведь я ничего не «даю». И убыло-то, если вдуматься, не от меня.

Впрочем, какая теперь разница, что было до Сергея? Лучше вспомнить, что было с ним.

Много, очень много музыки. Он просто не выносил тишины. Под музыку просыпался, мылся, завтракал, работал, качался. Занимался сексом, естественно, тоже. Эмбиент, Вагнер, Оксимирон, африканские напевы, в которых мне порой нет-нет да слышался «авим-баве-авим-баве», и я начинала тихонько смеяться. Никакой темноты, даже мягкого точечного света, нет. Только полная иллюминация. «Ты понимаешь, мне нравится смотреть», – говорил он, усаживая меня на трюмо. А войдя, как псих пялился в прямоугольник подзеркальника, где позвякивали в такт амплитуде движений флаконы моих духов. Как-то раз им всё это надоело: один упал, разбился, испортил паркет, завонял мускусом. Сергей и не думал прекращать: мне кажется, его это даже сильнее прежнего завело. Он, конечно, был странненький, но джентльменских манер не предавал: купил мне взамен новые. Коробку отдал со словами: «Жесть, почему это говно стоит двадцать три тыщи?» И душиться с тех пор просил именно ими.

Ладно, духи можно было простить. В конце концов я даже вышла в плюс. Но с чем было особенно сложно смириться – это ролевые игры. Мне было неловко изображать медсестру или быть госпожой; мой голос, произносящий требуемый ролью dirty talk[22], казался чужим. Чтобы поднабрать хоть какую-то теоретическую базу для dirty talk, я прослушала о нём эпизод в одном подкасте про секс. Мне особо запомнилась фраза «отымей меня так сильно, чтобы я не могла ходить». Я была в ужасе, я не могла поверить, что женщины говорят такое в трезвом уме и по своей воле, и всё-таки попыталась прорепетировать её перед зеркалом вслух, но прогресс не зашёл дальше второго слога. Так я и не научилась отвечать на фразы «хочу трахнуть тебя с оттяжечкой» и «я так хочу, чтобы ты скорее кончила».

С последним были проблемки. Удивительное дело, что при всей своей сексуальной раскрепощённости и мастерским умением жонглировать словами «пенетрация» и «помассируй мне яйца», у Сергея были явные проблемы с выражением эмоций чувств (своих), познанием анатомии (женской) и принятием вибраторов.

«Тебе чего, моего хуя мало, я не пойму?»

Хуя мне было