Я — твоё солнце - Мари Павленко

Добравшись до места преступления, Виктор замедлил шаг, отпустил мою руку и погрузился в размышления.

На войне как на войне.

Мельком заглянув в прихожую, Виктор махнул рукой и мгновенно исчез.

Я последовала за ним.

Жмуриков на горизонте не было: только широко распахнутая дверь и Джамаль, размахивающий чем-то вроде сачка.

Я прижала ладони ко рту.

Он кивнул.

Гертруда ударилась в бега.

По словам Джамаля, далеко уйти она не могла. И наверняка перепугалась до смерти.

Бедняжка.

Он не видел, как она удрала, потому что доставщик пиццы — «наверное, арахнофоб» — её пришиб, уронив терминал для оплаты картами, и свалил.

Думаю, у того парня всё в порядке с расстановкой приоритетов.

Тем не менее мы осмотрели лестницу до первого этажа, дворик и мусорные баки, но надо было смириться с очевидным: Гертруда испарилась.

Два часа спустя мы сидели на поду, разложив картонные коробки: гробовая тишина предвещала незабываемую вечеринку. Пицца остыла, сыр на ней затвердел.

— Она не разрезана. Можешь принести нож?

Едва волоча ноги, Джамаль отправился исполнять просьбу Виктора.

— Жесть. Наверное, она сдохла… — выдавила я.

— Тебе грустно?

— Обидно за Джамаля.

Отломав кусок пиццы, Виктор протянул его мне и проделал то же самое для себя.

— Это просто паук, Дебора.

Люблю, когда он произносит моё имя.

— Была бы она с тебя ростом, сожрала бы тебя живьём.

— Нет, думаю, они переваривают. В этом смысл паути…

В другом конце квартиры послышался голос Джамаля: он говорил сам с собой с какой-то странной интонацией. Так бабушки разговаривают с грудничками: ми-ми-ми мой хорошенький.

— Блин, он от скорби спятил, — прошептала я.

Наверное, я была похожа на тупую луковицу, потому что Виктор посмотрел на меня и расхохотался. Прерывисто переводя дух, он отдышался и разбросал в радиусе трёх метров остатки пережёванной корочки. Я чуть не поперхнулась и, не желая умирать, подавившись куском пиццы, выплюнула кашицу изо рта на угол картонной коробки — леди Дантес. Мы ржали в унисон так громко, что я забарабанила кулаками по полу, чтобы выплеснуть нахлынувшие эмоции.

Было замечательно.

— И тем не менее, — продолжила я, схватившись за разболевшийся живот, — надо, наверное, найти номер срочной психиатрической помощи.

— Ни к чему!

Выпятив грудь, показался Джамаль.

— Она цела и невредима!

— Да ладно?!

— А мы так переживали, — протянул Виктор, притворно прижав ладонь к груди.

— Замолчи, дурак. Короче, она не выходила из квартиры, видимо, спряталась где-то и терпеливо ждала у двери к террариумам. Какое чудо, я без ума от неё!

— Ты спятил.

— Может, и спятил, но теперь можно начинать веселье!

Джамаль сел, театральным жестом разрезал пиццу и тут же отправил половину в свой рот с огромными клыками.

— И давно у тебя пауки?

Очень элегантно — разговаривать с набитым ртом, но я изголодалась.

— Шесть лет. Сначала появилась Жозефина — это птицеед-голиаф. Самки живут дольше самцов, где-то пятнадцать — двадцать пять лет.

— Так, Джамаль, завязывай… Думаю, нам лучше сменить тему.

Виктор подмигнул мне:

— Я тоже так думаю. Поговорим о Тане? Кажется, ты её недолюбливаешь?

— Настолько заметно?

— Скажем, скрывать свои чувства не твой конёк, — хихикнул Джамаль.

Я бросила ему в лицо мятую бумажную салфетку.

— Я тут ни при чём: она просто сучка. Презирает меня. Я отвечаю тем же.

Они заржали.

— Ну тут сразу ясно, что Таня не образец сочувствия. А что с твоими родителями?

Почему Виктор задаёт мне эти вопросы?

— Вы специально заводите разговоры на темы, которые бесят меня больше всего?

— Хотите пива?

— Вот! Наконец-то нормальное предложение!

Виктор согласился. Мы чокнулись стеклянными бутылками. После третьей мне полегчало, вот только живот надулся, и пришлось развалиться на диване. У Джамаля огромная шикарная квартира, но здесь хорошо. Мерзкие темы для разговоров сменились невинной болтовнёй: фильмы в прокате, учителя, занятия бегом (Виктор), личный тренер Джамаля (да ладно!), орущий на него, чтобы тот закончил подход по качанию пресса: «Давай, тряпка, тридцать шесть, тридцать семь!» Обсудили мою аллергию на спорт, эпиляцию зоны бикини, волоски на больших пальцах ног (ну почему, почему я заговорила об этом?), культ идеального тела. Виктор признался, что я хороша такая, какая есть, Джамаль добавил «плюс один». Четвёртая бутылка пива позволила мне принять комплименты и ответить, что они тоже ничего, — последствия алкоголя.

Наблюдая, как они обсуждают какой-то вестерн, я подумала, что кажется, будто эти двое дружат уже долгие годы, хотя впервые встретились только в начале учебного года.

Виктор устроил нам представление, жонглируя мандаринами, — я умоляла его научить меня. В итоге фрукты разлетелись по всей гостиной. Джамаль попробовал жонглировать бананами, но потерпел фиаско. Пришлось соскребать. Я очень долго смеялась.

К часу ночи они собрались проводить меня домой. Я живу всего в двенадцати минутах, но они настояли. Виктор ночевал у Джамаля — в одной из семи комнат для гостей на выбор. На улице мы голосили песни «Битлз»: я пела, Джамаль отбивал ритм на мусорных баках, пока кто-то не обругал нас из окна и мы не сбежали, глупо хихикая. Уже у своего дома я чмокнула обоих в щёчки и поднялась, будто взлетела на ватном облаке, подхваченном лёгким бризом.

Изидор ждал меня под дверью: пришлось тащить его к себе в комнату, чтобы он никого не разбудил — настолько пёс был рад меня видеть. Пьяненькая, я похлопала его по голове, легла прямо в одежде на кровать и уснула, почти даже не вспомнив об Элоизе, маме и папе.

Однако в понедельник, когда я вернулась в лицей, у меня в горле словно застрял комок жёваной бумаги — многогранный шарик.

Я знаю, что у шаров не бывает граней, но думаю, вы меня поняли. Вот некоторые из них:

Тревога от мысли о встрече с Элоизой.

Смешной, милый, симпатичный Виктор, чьё сердце принадлежит Адель.

Планы на каникулы, которых просто нет.

Мама, которая всё воскресенье провела, листая старые журналы, купленные на е-bay. В основном номера «Нэшнл Джеографик». Я сказала ей, что хочу устроиться няней, чтобы заработать на обеды, но она не оценила и протянула мне две купюры по двадцать евро. Однако я не собиралась манипулировать и серьёзно задумываюсь о работе няни.

Отец, который «играл в сквош с коллегой Франсуа».

Три новых записки на зеркале в прихожей.

Получается, у моего шарика шесть граней.

Я нигде не могла найти Джамаля, а на сообщения он не отвечал. Кажется, Виктор избегает меня. Даже страшно узнать почему (уродина + зануда + королева драмы и королева трагедии = я).

Днём я потратила двадцать минут, чтобы убраться подальше от Питомника и