Гипотеза любви - Али Хейзелвуд

Зато у Ань будет красивая любовная история, а Оливии не придется ждать тысячу лет в очереди к электронному микроскопу.

Все остальное не имело значения.

Она встала и протянула ему руку, подумав, что каждый договор в фейковых отношениях заслуживает по меньшей мере рукопожатия. Пару секунд Адам нерешительно смотрел на ее ладонь. Затем встал и сжал ее пальцы. Прежде чем встретиться с ней взглядом, он пристально посмотрел на их соединенные руки, и Оливия приказала себе не замечать ни жара его прикосновения, ни широты его ладони, ни… чего бы то ни было. Когда он наконец отпустил ее руку, ей пришлось приложить сознательное усилие, чтобы не осмотреть свою кисть.

Он с ней что-то сделал? Ощущалось это именно так. Кожу у нее покалывало.

— Когда начнем?

— На следующей неделе?

Была пятница. А это означало, что оставалось меньше семи дней на то, чтобы психологически подготовиться к распитию кофе с Адамом Карлсеном. Она знала, что ей это под силу: если она смогла набрать девяносто семь процентов на текстовой части GRE3, то сможет все что угодно, — и все равно это казалось ужасной идеей.

— Отлично.

Это не сон. О боже.

— Давайте встретимся в «Старбаксе» на территории кампуса. Почти все аспиранты покупают кофе там… кто-нибудь нас заметит. — Она направилась к двери, задержавшись, чтобы бросить взгляд на Адама. — Увидимся в среду на фейковом свидании?

Он все еще стоял за столом, скрестив руки на груди. Глядя на Оливию. И казался даже не слишком недовольным всем этим безобразием. Он казался… приятным человеком.

— Увидимся, Оливия.

— Передай перец.

Оливия бы так и сделала, но Малькольму, кажется, хватало перца. Так что она прислонилась бедром к кухонному столу и сложила руки на груди.

— Малькольм.

— И соль.

— Малькольм.

— И масло.

— Малькольм…

— Подсолнечное, а не это дерьмо из виноградных косточек.

— Слушай, это не то, что ты думаешь…

— Ладно. Я сам возьму.

Справедливости ради у Малькольма были все основания злиться. И Оливия сочувствовала ему. Он был на курс старше ее и происходил из династии элитных ученых. Продукт, созданный поколениями биологов, геологов, ботаников, физиков и бог знает кого еще, скрещивающих свои ДНК и штампующих маленьких научных роботов. Его отец был ректором какого-то государственного университета на Восточном побережье. Лекция его матери на TED о клетках Пуркинье набрала несколько миллионов просмотров на «Ютьюбе». Хотел ли Малькольм учиться в аспирантуре, привлекала ли его академическая карьера? Наверное, нет. Был ли у него выбор, учитывая давление, которое с пеленок оказывала на него семья? Тоже нет.

Не стоит и говорить о том, что Малькольм был несчастен. Его план состоял в том, чтобы получить степень, найти хорошую, непыльную работу по профессии с нормированным графиком и зарабатывать много денег — что технически квалифицировалось как «быть ученым» и против чего, в свою очередь, не могли возразить его родители. По крайней мере, не слишком активно. Одновременно ему хотелось получить как можно менее травмирующий опыт учебы в аспирантуре. Из всех аспирантов на факультете Малькольму лучше всего удавалась личная жизнь. Он делал то, что было невообразимо для большинства аспирантов, например готовил настоящую еду! Устраивал походы. Медитировал! Играл в театральных постановках! Крутил романы так, будто это олимпийский вид спорта! «Это и есть олимпийский вид спорта, Оливия. И я тренируюсь, чтобы взять золото».

Вот почему, когда Адам заставил Малькольма выбросить тонну данных и переделать половину исследования, тот очень, очень, очень сильно страдал несколько месяцев. Кажется, именно тогда Малькольм начал призывать чуму на дом Карлсена — в то время он репетировал роль в «Ромео и Джульетте».

— Малькольм, можем мы, пожалуйста, поговорить?

— Мы разговариваем.

— Нет, ты готовишь, а я стою и пытаюсь заставить тебя признать, что ты злишься, потому что Адам…

Малькольм поднял голову от своей запеканки, погрозив в сторону Оливии пальцем.

— Не произноси.

— Не произносить чего?

— Ты знаешь.

— Адам Карл?..

— Не произноси его имени.

Она всплеснула руками.

— Ты совсем с ума сошел? Это фальшь, Малькольм.

Он продолжал резать спаржу.

— Передай соль.

— Ты вообще слушаешь? Это не по-настоящему.

— И перец, и…

— Это фейковые отношения. Мы не встречаемся. Мы притворяемся, чтобы люди думали, будто мы встречаемся.

Нож Малькольма замер в воздухе.

— Что?

— Да, вот так.

— Это… друзья с привилегиями? Потому что…

— Нет. Наоборот. Нет привилегий. Никаких. Никакого секса. И дружбы тоже никакой.

Он уставился на нее, прищурившись.

— Для ясности, оральный и анальный тоже считаются сексом…

— Малькольм.

Он сделал еще один шаг к ней, схватив полотенце, чтобы вытереть руки, ноздри его раздувались.

— Боюсь спрашивать.

— Я знаю, это звучит дико. Он помогает мне, притворяясь, будто мы вместе, потому что я соврала Ань, и мне надо было, чтобы она спокойно встречалась с Джереми. Это все фейк. Мы с Адамом разговаривали ровно… — тут она решила опустить все, что касалось Того Дня, — три раза, и я о нем ничего не знаю. Только то, что он готов помочь мне уладить эту ситуацию, и я ухватилась за возможность.

Малькольм скорчил гримасу, которую обычно приберегал для тех, кто носит сандалии с белыми носками. Оливия вынуждена была признать, что он может выглядеть угрожающе.

— Это… вау. — На лбу у него пульсировала жилка. — Ол, это потрясающая глупость.

— Может быть. — Да. Да, это было глупо. — Но что есть, то есть. И ты должен поддержать меня в моем идиотизме, потому что вы с Ань мои лучшие друзья.

— Я думал, Карлсен теперь твой лучший друг.

— Да ладно тебе, Малькольм. Он засранец. Хотя со мной он повел себя довольно мило, и…

— Я даже не… — Он поморщился. — Я даже не стану это комментировать.

— Ладно. Не комментируй. От тебя этого не требуется. Но можешь хотя бы не ненавидеть меня? Пожалуйста? Я знаю, он — ночной кошмар половины аспирантов, включая тебя. Но он меня выручает. Ты и Ань — единственные, кому бы я хотела рассказать правду. Но я не могу рассказать Ань…