Гипотеза любви - Али Хейзелвуд

— По очевидным причинам.

— …по очевидным причинам, — закончила она одновременно с ним и улыбнулась. Малькольм лишь неодобрительно покачал головой, но его лицо смягчилось.

— Ол. Ты удивительная. И добрая, слишком добрая. Тебе стоит найти кого-нибудь получше Карлсена. Кого-то, с кем ты будешь встречаться по-настоящему.

— Да, точно. — Она закатила глаза. — С Джереми все прошло просто прекрасно. Кстати, я согласилась на свидание с ним потому, что следовала твоему совету! «Дай мальчику шанс», «что может пойти не так?».

Малькольм бросил на Оливию сердитый взгляд, и она рассмеялась.

— Слушай. Я, очевидно, не гожусь для настоящих отношений. Может, с липовыми повезет. Может, я нашла свою нишу.

Он вздохнул.

— Это обязательно должен быть Карлсен? Есть преподаватели получше, можно было бы с ними встречаться понарошку.

— Например?

— Я не знаю. Доктор Маккой?

— А разве ее жена не родила только что тройню?

— Ах да. А Холден Родригес? Он красавчик. И улыбка красивая. Я точно знаю, он постоянно мне улыбается.

Оливия расхохоталась.

— Я никогда не стала бы крутить фейковый роман с доктором Родригесом, зная, что ты по нему сохнешь уже два года.

— Сохну, это правда. Я рассказывал тебе, какой серьезный флирт у нас произошел на студенческой научной ярмарке? Я практически уверен, что он несколько раз подмигнул мне с другого конца зала. Некоторые считают, что ему просто что-то попало в глаз, но…

— Я. Я считаю, что ему просто что-то попало в глаз. И ты рассказываешь мне об этом через день.

— Точно. — Он вздохнул. — Знаешь, Ол, я бы с удовольствием стал твоим фейковым парнем, лишь бы оградить тебя от проклятого Карлсена. Я бы держался с тобой за руки, и давал тебе свою куртку, когда холодно, и очень публично дарил бы тебе шоколадные розы и плюшевых мишек на День святого Валентина.

Как приятно поговорить с кем-то, кто смотрел хотя бы один ромком. Или хотя бы десять.

— Я знаю. Но ты каждую неделю приводишь к себе кого-нибудь нового, тебе это нравится, и мне нравится, что тебе это нравится. Я не хочу тебя стеснять.

— Справедливо. — Малькольм выглядел довольным: то ли гордился своими подвигами, то ли был рад, что Оливия так хорошо его знает. Она не смогла определить.

— Можешь тогда не ненавидеть меня, пожалуйста?

Он бросил кухонное полотенце на стол и шагнул ближе.

— Ол, я никогда не смог бы тебя ненавидеть. Ты всегда будешь моей Оливкой.

Он притянул ее к груди, крепко обняв. В начале, когда они только познакомились, Оливия часто смущалась от того, как он любил физическую близость, наверное, потому, что много лет ее никто не обнимал. А теперь в объятиях Малькольма она чувствовала себя как дома. Она положила голову ему на плечо и улыбнулась в хлопковую футболку.

— Спасибо.

Малькольм сжал ее крепче.

— И обещаю, если я когда-нибудь приведу Адама домой, я повешу на дверь табличку «не беспокоить»… Ай!

— Злобное создание.

— Я пошутила! Погоди, не уходи, мне нужно сказать тебе еще кое-что.

Нахмурившись, он остановился у двери.

— Я на сегодня исчерпал свой лимит терпения на разговоры о Карлсене и еще один не выдержу, так что…

— Мне написал Том Бентон, исследователь рака из Гарварда! Еще ничего не решено, но, может, он позовет меня в свою лабораторию на следующий год.

— О боже! — Малькольм вернулся в кухню, радостно улыбаясь. — Ол, это потрясающе! Я думал, никто из тех, кому ты писала, тебе не ответил.

— Очень долго никто не отвечал. Но сейчас ответил Бентон, а ты знаешь, какой он знаменитый и известный. У него ресурсов, наверное, больше, чем я смею мечтать. Будет…

— Офигенно. Это будет офигенно. Ол, я так тобой горжусь. — Малькольм взял ее ладони в свои. В его улыбке появилась нежность. — И твоя мама гордилась бы тобой.

Оливия отвела взгляд и сморгнула. Она не хотела плакать, только не сегодня.

— Ничего еще не решено. Мне придется убедить его. Тут нужны навыки самопиара, питчинга и вот этого всего. Ты знаешь, это не мой конек. Может, еще и не получится.

— Получится.

Верно. Да. Она должна надеяться на лучшее. Она кивнула, попытавшись улыбнуться.

— Но даже если не получится, она бы тобой все равно гордилась.

Оливия снова кивнула. Когда единственная слеза все же сумела скатиться по ее щеке, она решила дать ей шанс.

Сорок пять минут спустя они с Малькольмом сидели на своем крошечном диване бок о бок и ели под «Американского ниндзю» сильно недосоленную овощную запеканку.

Глава 4

Гипотеза: у нас с Адамом Карлсеном нет абсолютно ничего общего, и пить с ним кофе будет вдвое болезненнее, чем удалять зубной нерв. Без анестезии.

Оливия опоздала на первое фейковое свидание в среду и пришла в самом отвратительном настроении. Все утро она проклинала дешевые поддельные реагенты за то, что они не растворяются, а затем не осаживаются и не разрушаются ультразвуком, и их не хватает на то, чтобы провести весь анализ.

Она помедлила перед кофейней и сделала глубокий вдох. Ей нужна была лаборатория получше, если она хотела заниматься настоящей наукой. Оборудование получше. Реагенты получше. Бактериальные культуры получше. Все получше. На следующей неделе, когда приедет Том Бентон, она должна показать высший класс. Ей требовалось подготовить речь и закончить эксперимент, а не тратить время на кофе, который она особенно не хотела пить, с человеком, с которым определенно не хотела общаться.

Фу.

Когда она вошла, Адам был уже на месте в черной рубашке от «Хенли», которая выглядела так, словно была задумана, скроена и пошита с учетом его телосложения. Оливия на мгновение смутилась — не из-за того, что рубашка хорошо сидела, а потому, что она сразу обратила внимание на то, как он одет. Это было на нее не похоже. В течение двух лет Оливия регулярно видела Адама на биофаке, а уж за последние пару недель они общались непомерное количество раз. Они даже целовались — если считать произошедшее в Тот День настоящим поцелуем. Осознание, которое пришло к ней, когда они встали в очередь за кофе, вызвало у нее головокружение и легкую тревогу.

Адам Карлсен был красив.

Адам Карлен, с его крупным носом и волнистыми волосами, с полными губами и угловатым лицом — что не должно было смотреться гармонично, но почему-то смотрелось — был очень, очень, очень красив. Оливия понятия не имела, почему не замечала этого раньше или почему простая черная рубашка вдруг сделала это очевидным.