Поменяться местами - Бет О'Лири

Летиция подталкивает чашку в мою сторону.

Я опускаю взгляд, но краем глаза замечаю, как затряслись плечи моей новой знакомой. Спустя миг и меня разбирает смех. Летиция хохочет до слез.

Чайные листья похожи на… гениталии. Мужские. Более отчетливого и нарочно бы не получилось.

– К чему бы это, интересно? – спрашиваю я, отсмеявшись.

– Думаю, тебя ждет что-то по-настоящему хорошее, – говорит Летиция, вытирая глаза. – Ну, или просто заварочка попалась херовая!

Я охаю от резкого словца, а затем опять взрываюсь смехом. Я такой счастливой не была… Да уже и не помню сколько!

– Ты еще заглянешь? – спрашивает Летиция.

Я тянусь к ее руке, стараясь не задеть ни одну из ваз.

– С огромным удовольствием! – Я киваю на чашку. – Тебе ведь интересно, сбудется или нет это маленькое предсказание.

– Не такое уж и маленькое! – говорит Летиция, и мы снова смеемся.

Шесть часов двадцать две минуты. Я опять не сплю. Похоже, это мой новый режим.

Я бегу в туалет, а потом забираюсь обратно в кровать, в надежде поспать еще чуть-чуть. Но я забыла закрыть дверь в спальню, и Анту требуется примерно двадцать секунд, чтобы улечься мне на голову.

Я спихиваю кота и встаю. Оказывается, это был Дек, а не Ант. Вот это шутка в стиле бабушки: назвать похожих как две капли котов Антом и Деком[2]. Впрочем, она наверняка будет настаивать, что это идея деда.

Я иду в кухню, а кот плетется следом, не переставая жалобно мяукать, – приходится его покормить. Ох, как же мне не хватает кофемашины Фитца! У бабушки множество сортов чая в аккуратно подписанных жестяных баночках из-под печенья, но хочется именно кофе.

Сегодня среда, значит, мне гулять с собакой Джексона Гринвуда. Вчера я допоздна пекла ей специальное лакомство из того, что нашлось в холодильнике. Я провела небольшое исследование о выгуле собак и выяснила, что угощение – важная составляющая прогулки. А так как магазины (точнее, магазин) уже закрылись, пришлось самой что-то изобретать – получились липкие кубики из фарша, яиц и измельченных хлопьев. Выглядят отвратительно.

Я жду, пока закипит чайник, а в голове крутится вопрос: на что, черт возьми, я трачу свою жизнь? Но поскольку такие мысли редко приводят к чему-то плодотворному, да и менять планы уже поздно, я заканчиваю с рефлексией и завариваю чай.

Я выхожу из кухни с чашкой в руке и замечаю на коврике у двери конверт с крупной надписью «Лине Коттон».

Отпуска! Я чуть не давлюсь чаем, но продолжаю читать.

Вот это уже интересно. Мероприятие, судя по всему, намечается масштабное. Мне еще не доводилось организовывать праздники, а судя по этому списку, на бабушке вся логистика: парковка, указатели, еда и… блеск. Надо будет уточнить у Бетси, что она имела в виду.

Внутри меня вспыхивает огонек предвкушения, как на работе перед новым проектом. И я вспоминаю идеальные таблицы бизнес-плана для нашей будущей фирмы «B&L Индивидуальный консалтинг». Все файлы хранятся в облаке, чуть позже скачаю их на бабушкин компьютер.

Я готова к работе! Одним глотком допиваю чай и вновь пробегаю глазами список. Пункт «найти спонсора» зачеркнут. Бабушка упоминала, что хотела найти спонсора для Майского праздника, а прибыль от билетов передать в благотворительный фонд по борьбе с раком. Неужели они передумали?

Я хмурюсь, беру ручку со стола в холле и ставлю звездочку напротив вычеркнутого пункта.

Еще одна чашка чая – и выхожу на улицу.

Интересно, какой сейчас Джексон Гринвуд? В детстве он жил с Арнольдом, и я, приезжая в Хэмли, часто его видела. Он был тихим необщительным мальчиком, постоянно играл во дворе со своим старым псом. Джексон был из тех детей, которых все считают «проблемными», но на самом деле ничего плохого они не делают. Просто угрюмый ребенок.

Теперь Джексон работает учителем младших классов. В голове не укладывается. В моем представлении все учителя энергичные и улыбчивые люди, Джексон же всегда казался сердитым.

Он живет в одной из новостроек на окраине Хэмли. На фоне тенистых холмов Йоркшира дома эти кажутся до странного плоскими, словно двухмерная модель будущих таунхаусов. В свете уличных фонарей газоны и клумбы кажутся серыми и однообразными, и только перед дверью Джексона настоящая буйная растительность. Он разбил небольшой огород. Боюсь подумать, что думают его соседи, чьи палисадники – терракотовые горшки с розмарином, по шпалерам тянется виноградная лоза – гораздо лучше вписываются в атмосферу квартала.

В ответ на мой стук раздается громкий, возбужденный лай. Внезапно он обрывается, и я догадываюсь, что кого-то только что отчитали.

Когда Джексон открывает дверь, я не успеваю даже взглянуть на него – большой черный комок опрокидывает меня на землю.

– Ой! – Я ударяюсь копчиком и ладонью, но это только полбеды – пес увлеченно вылизывает мое лицо. – Ну, привет-привет… Дай мне… Боже…

Пес забрался ко мне на грудь и ухватил зубами кулон с шеи, решив с ним поиграть.

– Ох, черт. Извините. – Массивная рука тянет собаку за ошейник. – Хэнк, сидеть.

Хэнк тут же с меня слезает и садится рядом с хозяином, подняв на него обожающий взгляд. Увы, цепочку он сорвал: кулон свисает из пасти.

Я с удивлением гляжу на Джексона. Это, конечно, тот самый соседский мальчик, но если в детстве он весь был вечно сжатый и колючий, то теперь его словно… разгладили: напряженная раньше челюсть расслаблена, сутулая спина расправилась. Широкоплечий, заспанный великан с лохматыми каштановыми волосами. На футболке у него, кажется, кофейное пятно, а на левой коленке джинсов огромная дырка. Загорелые руки – настоящее достижение для английской весны, – и на левом запястье бледный след от часов.

Смотрит он на меня со смесью недоумения и смущения. Впрочем, у него с детства такое непроницаемое лицо, что не понять, то ли он полон загадок, то ли два слова связать не умеет.

– Вы не Эйлин Коттон, – удивляется он.

Его йоркширский акцент с годами только усилился. Ну, или я слишком давно с ним не разговаривала.