Краткая история денег - Андрей Остальский

Что скажешь в ответ? Что правда, то правда: Великая депрессия потому и называется Великой, что была и в самом деле невероятно разрушительной. Можно и еще более страшную картину порушенной ею человеческой жизни нарисовать. Действительно: не приведи господь, никакому врагу не пожелаешь! Но Великой ее назвали еще и потому, что ничего схожего по масштабам в истории человечества не было, и даст бог, не будет. Так что насчет обязательного повторения таких кризисов – полегче на оборотах – это еще пока практическим опытом, к счастью, не доказано. Да и массовый голод и на Украине, и в самой России, произошедший в результате действий большевиков, – это все равно покруче будет. Вообще даже никакого сравнения.

Насколько Великая депрессия была неизбежна и объективно обусловлена, это тоже большой вопрос. Я, например, сомневаюсь, что, при всех ужасах биржевого краха, он так уж непременно должен был перерасти в настолько длительный, глубокий и тотальный кризис. Для того чтобы дело обернулось столь трагическим образом, должно было сойтись несколько роковых совпадений. И ошибки серьезные были допущены и властями, и банками.

Главная трудность безусловно проистекала из приверженности США золотому стандарту, который не годился для подобных кризисных ситуаций. Ну так, казалось бы, сделай то, что сообразили сделать европейские правительства во время обеих мировых войн, – отмени временно стандарт! Тем более опыт того, как это делается и как при этом все же поддерживается стабильность валюты, уже есть. Но нет, правительство, конгресс и ФРС словно сговорились своими действиями только усугублять ситуацию. (Для поклонников теорий заговоров: должен вас разочаровать. Все это были порой иногда довольно грубые, но в любом случае честные ошибки и заблуждения людей, добросовестно пытавшихся найти выход из ситуации, которую они до конца не понимали.)

Мало того, можно утверждать, что после чудовищного биржевого краха в октябре 29-го американская экономика начала, как ни странно, вроде бы приходить в себя – такой был в ней запас прочности. И вдруг – новое осложнение. Фактически положение становится по-настоящему критическим только к концу 1930 года.

Надо было помочь, поддержать ослабевших – и промышленность, и особенно банки. И американский конгресс пытается сделать это – но как? Принимает законы, вводящие жесткие протекционистские меры, – законодателям кажется, что именно это требуется сейчас – защитить своего производителя от иностранной конкуренции. Но наивно было бы предполагать, что другими государствами немедленно не будут приняты меры ответные – столь же суровые. В результате американцы лишились рынков сбыта за границей в момент, когда спрос внутри страны катастрофически падал.

Но на этот случай в стране есть ФРС, автономная независимая инстанция, призванная защитить банковское сообщество и население от последствий кризиса. Что же делает американский Центробанк?

Во-первых, оставшись без сильного руководства, он все время колеблется, проявляет роковую нерешительность. Во-вторых, вместо того, чтобы скупать облигации – то есть вбрасывать деньги в общество, ФРС упорно цепляется за высокую процентную ставку, почему-то считая, что это необходимо для защиты доллара. Это имело сильный эффект – деньги еще более дорожали.

Не надо обладать экономическим образованием, чтобы понимать: в условиях нехватки денег стране нужен дешевый кредит, стране нужен дешевый доллар! Происходило же нечто противоположное – чуть ли не по всем направлениям.

А как ФРС поддерживала коммерческие банки? А вот как, в основном наблюдала, как они тонут. Видимо, без Бенджамена Стронга возобладало мнение, что надо дать выжить сильнейшим. Что если останется меньше банков, то они будут сильнее и легче справятся с кризисом. Или что-то в этом роде. Иначе совершенно невозможно понять, почему, например, ФРС и «Клиринговый банк Нью-Йорка» решили в декабре 1930-го бросить в беде крупный банк с громким названием «Бэнк оф Юнайтед Стейтс» – «Банк Соединенных Штатов».

Это был совершенно частный, коммерческий банк, но из-за названия многие и в США и за рубежом принимали его за госбанк – причем главный! Это иногда помогало ему в нормальное время, но сыграло совершенно роковую роль в момент кризиса.

После того как он лопнул, подтвердилось то, что пытались втолковать его руководители «вышестоящим клиринговым органам». Дела у него обстояли очень неплохо – если даже в условиях столь скоропалительной, пожарной ликвидации он смог вернуть вкладчикам почти все их деньги (92,5 доллара из ста). Всего-то и требовалось – поддержать слегка, дать чуть-чуть кредита, помочь справиться с временным кризисом ликвидности. Но нет, не помогли.

И результат: те, кто знал «Бэнк оф Юнайтед Стейтс» как крупный, солидный банк, пришли в отчаяние – если уж такие здоровяки тонут, то на что надеяться более слабым игрокам? Ясно, что это всеобщий капут.

Те же, кто о банке толком ничего не знал, но узнал из газет о его гибели, решили – по названию – что речь идет о госбанке и о фактическом банкротстве США как государства. Капут еще более полный!

Разразилась чудовищная банковская паника, которую было уже не остановить.

Главная общая стратегическая ошибка – власти и ФРС вместе допустили то, что совместными усилиями безусловно могли бы предотвратить. Они дали количеству денег в США сократиться на целую треть. В тот момент, когда им надо было бы, наоборот, денежную массу наращивать. Стране позарез нужны были так называемые «дешевые деньги», а она получала – «дорогие».

Конечно, не слишком корректно сравнивать, но если бы российские власти действовали бы так же в 1998-м то российский кризис продолжался бы до сих пор, а может быть, уже и закончился бы – очередной революцией или войной. К счастью, в российском случае не обязательно было учиться на собственных ошибках – можно было воспользоваться ошибками чужими – общим опытом рыночных экономик, накопленным со времен Великой депрессии. И, кстати, теорией Кейнса (так что недаром все же называют его великим!).

А тогда, в начале 30-х, в США допустили сильную, резкую дефляцию. А этот зверь бывает иногда пострашнее другого, более знакомого нам всем монстра – инфляции и даже ее самой свирепой формы – гиперинфляции.

Подавляющее большинство из читающих эту книгу наверняка никогда при дефляции не жили. Жили только при инфляции, проклинали ее, постоянно слышали клятвы правительств ее обуздать, не допустить роста и так далее.

Не понаслышке знали даже, что за ужасная штука гиперинфляция – хотя испытанное в начале 90-х было все-таки легкой, смягченной формой, не то, что переживает, например, Зимбабве, которая недавно выпустила банкноту в 10 миллионов местных долларов – инфляция в стране измеряется десятками тысяч процентов! Но что-то подобное бывало в истории и раньше – в той же Веймарской республике или в Советской России до начала НЭПа.

Но мировой рекорд принадлежит послевоенной Венгрии и ее валюте той поры – пенгё. В тот момент страна оказалась под двойным или даже тройным прессом. Полуфашистский режим и его военная машина разваливались, доверие к власти падало, а «реальная экономика» трещала по швам. Ну а пришедшие им на смену советcкие оккупационные силы вовсе не собирались пенгё поддерживать, им нужно было, чтобы власть скорее упала в руки коммунистов. В результате, если с 1944 по 1945-й денежная масса выросла в три раза (тоже ужасная инфляция), то за следующий год – в миллиард раз! Само государство рушилось под ударами и с ним и доверие – только так и приходят к таким цифрам. А государство еще пыталось сопротивляться, все печатало и печатало банкноты, стоившие уже во много раз дешевле бумаги, на которой они печатались!