Вампир Лестат - Энн Райс

Мне было не свойственно подобное поведение – без каких бы тони было объяснений и извинений резко прерывать разговор и уходить. За своюсмертную жизнь я никогда не позволял себе ничего подобного. Но, как я ужеговорил, я находился на грани безумия, первого из тех приступов, которыеиспытывает каждый из нас.

Я возвратился в свой маленький дом возле огромнойАлександрийской библиотеки и улегся на кровать, словно и вправду мог позволитьсебе уснуть и таким образом забыть обо всем, что мне пришлось услышать ипережить.

– Полнейшая глупость и ерунда, – пробормотал ясебе под нос.

Однако чем больше я думал над его рассказом, тем большийсмысл усматривал в нем. Действительно, ведь нечто внутри меня требует, чтобы япил все больше и больше крови. Смысл был и в том, что это нечто невероятноусиливает все мои чувства и ощущения и поддерживает жизнь в моем теле, котороена самом деле не более чем имитация тела человеческого. Нечто заставляет егофункционировать, в то время как оно давно должно было умереть.

Можно было предположить и то, что все мы тесно связаны сМатерью и Отцом, потому что они были существами сугубо духовными, неограниченными телесными оболочками. Существо, которое жило в нас, можно былоуподобить виноградной лозе, а всех нас – цветам, разбросанным по миру наогромные расстояния и связанным между собой простирающимися во все стороныотростками этой лозы.

Именно поэтому мы, боги, способны так хорошо слышать другдруга даже издалека; именно поэтому я знал, что в Александрии есть боги, еще дотого, как они позвали меня к себе. По этой же причине они смогли найти меня иприйти за мной в мой дом, а потом привести меня к тайной двери.

Хорошо, пусть все это правда. Допустим, что объединениеневедомой силы с человеческим телом и создание в результате совершенно новогосущества действительно произошло случайно, как сказал Старейший.

И тем не менее меня не устраивало такое объяснение.

Все во мне протестовало против этого, потому что сам ясчитал себя прежде всего личностью, особенным существом, обладавшим собственнойиндивидуальностью, сознанием своих прав и полномочий. Я не в силах былсмириться с тем, что являюсь лишь вместилищем совершенно чуждого мне существа.Что бы со мной ни произошло, я оставался МАРИУСОМ.

В конце концов я пришел к единственно устраивавшему менявыводу: если я действительно так тесно связан с Матерью и Отцом, мне необходимосамому увидеть их и убедиться в том, что они находятся в полной безопасности.Мне невыносимо было думать, что в любой момент я могу погибнуть по винетаинственной силы, которую не могу ни понять, ни удержать под своим контролем.

Однако я не вернулся в подземный храм. Следующие нескольконочей я наслаждался кровью до тех пор, пока не топил в ее изобилии все своипечальные мысли, а под утро направлялся в Александрийскую библиотеку, гдепредавался своему любимому занятию – чтению.

Мое безумие отчасти прошло. Я уже перестал оплакивать своюсемью, не так сильно сердился на отвратительное существо из подземного храма ивсе больше и больше думал о новых возможностях, которыми теперь обладал. Я будужить еще много веков, а это означает, что я смогу узнать ответы на великоемножество самых разнообразных вопросов. Со временем я превращусь в носителявечного и бесконечного знания! И до тех пор пока я буду убивать только злодеев,я смогу мириться со своей постоянной жаждой крови и получать наслаждение вминуты насыщения ею. Когда же наступит подходящий момент, я создам тех, ктостанет моими спутниками, и я сделаю это как положено.

Что же мне необходимо теперь сделать? Прежде всего пойти кСтарейшему и узнать у него, куда он спрятал Мать и Отца. А потом я сампозабочусь о них. Сделаю именно то, что грозил сделать Старейший: спрячу их такглубоко под землю, что ни один смертный никогда не сможет найти их и вытащитьна свет.

Как приятно строить подобные планы и думать о том, что всеможно решить так легко.

С тех пор как я убежал от Старейшего, прошло пять ночей. Заэто время я успел все хорошо обдумать и разработать план действий. Я сновалежал на своей кровати, сквозь прозрачный полог которой пробивался ко мне светот ламп. Купаясь в неярком золотистом свете, я прислушивался к звукам ночнойАлександрии и грезил наяву. Интересно, думал я, придет ли ко мне сноваСтарейший, обеспокоенный и разочарованный тем, что я не вернулся к нему? И в туже секунду, как эта мысль пришла мне в голову, я осознал, что кто-то стоит впроеме двери.

Кто-то наблюдал за мной. Я это отчетливо ощущал. Чтобыувидеть, кто это, мне нужно только повернуть голову. И тогда я наконец одержуверх над Старейшим. Я скажу ему: «Итак, ты покончил с одиночеством иразочарованием и пришел сюда, чтобы рассказать мне что-то еще? Почему бы тебене вернуться обратно и не погрузиться в молчание и одиночество, которые такпугают твоих ужасных спутников, это братство праха?» Конечно же, я не стануговорить все это, но я не мог отказать себе в удовольствии подумать так ипозволить ему– если, конечно, это он стоит там, возле двери, – услышатьмои мысли.

Существо не двигалось с места.

Неторопливо скосив глаза в ту сторону, я увидел, что этоженщина. И не просто женщина, а величественная египтянка с бронзовой кожей,одетая и украшенная как древняя царица. На ней было великолепно сделанноеполотняное одеяние с множеством складок, а в спускавшиеся до плеч густые черныеволосы вплетены золотые нити. От нее исходила поистине невероятная сила, я всемсуществом ощущал ее властное присутствие, и казалось, что она заполняет собойвсе пространство маленькой и очень скромной комнаты.

Когда я сел и резко откинул полог кровати, все лампы вокругмгновенно погасли, и в наступившей темноте я ясно увидел кольцами и змейкамиподнимающийся к потолку сизый дымок, который вскоре исчез. Она по-прежнемуоставалась на месте. Я отчетливо различал ее лишенное какого бы то ни быловыражения лицо, поблескивающие на шее драгоценные камни ожерелий и огромныеминдалевидные глаза. И тут я услышал ее безмолвный голос:

– Увези нас из Египта, Мариус.

И она исчезла.

Сердце мое готово было вот-вот выскочить из груди. Ябросился в сад и стал повсюду искать ее, потом перепрыгнул через ограду и долгостоял, прислушиваясь, на совершенно пустой немощеной улице.