Дороги Сонхи - Антон Орлов

Решив, что от них толку не добиться, Хантре повернулся к бобовой ведьме:

– Флаченда, что это были за артефакты?

Девушка вместо ответа шмыгнула носом и произнесла тонким срывающимся голосом:

– Можете не обращать на меня внимания!

Глаза у нее покраснели, точно приготовилась заплакать.

Хантре хотел задать новый вопрос, но Тейзург подхватил его под руку – слева, чтобы не потревожить рану – и поволок к западному проему, над которым золотился мозаичный закат.

– Хантре, не волнуйся, я древний сонхийский маг, а это значит – опытный мародер, и можешь быть уверен, после меня в этих руинах не осталось ни одного действующего артефакта. Ринальва, рад вас видеть! Я безмерно счастлив, что вы уцелели! Вот вам пациент, заберите его…

Коллега Аджимонг, распорядитель торжеств и организатор публичных мероприятий, так и не узнал, что у него за спиной достопочтенный Орвехт сочетается законным браком с лекаркой под дланью Тавше Зинтой Граско. Все посвященные помалкивали: понимали, во что выльется праздник, если Аджимонг проявит инициативу. Не проболтались даже Глодия и Салинса, которых тоже позвали, вместе с их матушкой Табинсой – по настоянию Зинты, не захотевшей «обижать родню». Правда, этих пригласили в последний момент, не было у них шанса проболтаться. Под конец подвыпившая Табинса порывалась сплясать на столе – «от счастья за дорогого кузена Суно, который наконец-то женился», но ее не пустили, отвлекли разговорами. Так что свадьба прошла тихо-мирно, и Зинта осталась довольна.

Заодно выяснилось, что сынишка Уленды Крумонг – будущий маг, так же как их Ривгер. Та привезла его с собой, чтобы вовремя покормить, а Шеро на раз определяет магические способности, даже у младенцев.

– Одногодки, в Академию вместе поступят, – заметил он с одобрением. – Вот и славно.

Суно не покидало ощущение, что Верховного Мага одолевает беспокойство, которое тот тщательно прячет. И началось это не вчера, а, пожалуй, тем вечером, когда сбежал Хантре Кайдо.

Обсудили с коллегой Марчендой, сошлись во мнениях. Что-то есть, но Крелдон ни с кем не делился, даже с ближайшими соратниками.

На другой день после свадьбы Суно завернул по делам в резиденцию Ложи и встретил в коридоре коллегу Аджимонга. Тот поприветствовал достопочтенного Орвехта с такой укоризненной   миной, что сразу стало ясно: он уже в курсе, какую возможность упустил.

Томительно прекрасный закат: янтарные, чайные, шафранные оттенки, а из кружки подмигивает небу остывший золотистый чай – крохотный кусочек этого спектра. Хантре облокотился о балюстраду, кружку поставил на перила.

Можно побыть в одиночестве, на крыше дворца никого – вроде бы никого, насчет Венши и Тунанк Выри он не был уверен. Эти даже от него сумеют спрятаться.

В Сонхи он дома. Хороший у него дом, другого не надо.

После вылазки в Бацораждум он чувствовал себя до предела вымотанным. Обычное для него состояние в последнее время. А разве когда-то бывало иначе?.. Изредка. Не так уж неправ Тейзург насчет того, ему надо наконец расслабиться и отдохнуть.

Можно ли было избежать того, что он сделал на выходе из Кукурузной Прорвы? Иных вариантов он не видел. Даже сейчас, оглядываясь назад. Но это его не оправдывает. Обвинений никто не предъявит, все наперебой твердят, что он поступил правильно – и Шеро Крелдон, и Хеледика, и Тейзург с Харменгерой (ага, Харменгера и подавно), но от этого не легче.

Отпил из кружки – глоток заката над пустыней.

И почти одновременно с этим почувствовал, что на крыше появился кто-то еще.

Это оказалась Хенгеда Кренглиц. Хенга. Пламенеют остриженные до плеч крашеные волосы, на поясе нож, фляга и бартогская сумка, за спиной котомка, к которой пристегнута шляпа со свернутой москитной сеткой. Все при ней. Она здесь, пока не уснула, а сомкнет глаза – проснется уже в другом месте.

– Не помешаю?

– Нет, конечно.

Терраса громадная, в половину дворца. Другую половину занимает четвертый этаж под двускатной кровлей с башенкой, на которой в ветреную погоду развевается флаг Ляраны. Когда ветра нет, он свисает черным полотнищем в изумрудно-фиолетово-синих змеистых переливах. Перламутровая черепица – как заметил Тейзург, она вдвое дороже золоченой, до которой падки сурийские правители, но зато куда элегантней – в последних лучах солнца отсвечивает теплым шафраном.

– Спасибо за Нимче Кьонки. Я выяснила… кто она такая. Это моя мать.

Молча кивнул. «Рад, что смог помочь» – так полагалось бы сказать? А Хенга такому открытию рада или нет?

– И я надеюсь, что ничем тебе не навредила. Вам не навредила… Мы на ты или на вы?

– Как хочешь.

Не навредила, ведь в Сонхи он дома, и незачем ему искать другой дом.

– Иногда у меня в голове что-то не мое, сам не понимаю, откуда берется, – не сразу понял, что произнес это вслух.

– Для видящих это, наверное, в порядке вещей.

– Это не считывание, что-то другое.

«Не могли же меня зачаровать… Ну, ладно, Мавгис смогла, но это исключение, а кто-нибудь из людей – вряд ли. На это даже Тейзург не способен, иначе бы воспользовался. И Крелдон, этот тоже бы воспользовался, в целях вербовки».

– Собираешься в другие края?

– Этой ночью. Я когда-то в детстве мечтала о таких путешествиях: чтобы у меня была волшебная кровать, которая каждую ночь куда-нибудь перемещается, и я просыпаюсь на новом месте. Мне тогда было пять-шесть лет. Потом началось обучение, я перестала мечтать и совсем забыла об этом. Вспомнила вчера, когда гуляла в темноте по городу. Двадцать лет прошло – и сбылось наяву то, чего мне тогда хотелось. Только без волшебной кровати.

– Тебе нравится такая жизнь? Ты ведь не выбираешь, где проснешься.

Хенга долго молчала – уже подумал, что не ответит, и пожалел о том, что задал ненужный вопрос, но тут она улыбнулась, щурясь на закат.

– Да я и раньше ничего не выбирала. Я должна была приносить пользу, и я ее приносила, выполняла приказы, действовала по правилам. Почти не выбирала… Когда меня спросили, хочу я в Надзор за Детским Счастьем или в тропики, я выбрала тропики.

– И в Аленде ты выбрала спасти Зинту.

Весной – не так уж много времени прошло – эта девушка вызывала у него настороженное отношение, почти враждебное. Потом неприязнь пошла на убыль, настороженность осталось. А теперь они разговаривают, как друзья.

Она свернула с прежней дорожки на бездорожье, не всякий так сможет.

– Есть важное отличие, раньше я не принадлежала себе, а сейчас я смотрю на других, но