Кукла - Болеслав Прус

Вокульский заметил, что Вонсовская, против ожидания, не кокетничает с ним, хотя случай представлялся поминутно, а держится совершенно равнодушно. Поразило его и негодование, с которым она вырвала руку у Старского, когда он хотел ее поцеловать, и то, что она запретила ему и впредь повторять такие попытки. Гнев ее был так искренен, что Старский даже растерялся, а барон пришел в отличное настроение, хотя ему не везло в картах.

— Вы и мне не позволите поцеловать вашу ручку, сударыня? — спросил он вскоре после этого инцидента.

— Вам — пожалуйста, — отвечала она, протягивая руку.

Барон приложился к ней, как к реликвии, и торжествующе взглянул на Вокульского; тот подумал, что у его титулованного приятеля, пожалуй, нет оснований особенно радоваться.

Старский был так поглощен картами, что, по-видимому, ничего не заметил.

На третий день небо прояснилось, а на четвертый было уже солнечно и сухо, и панна Фелиция предложила прогуляться в лес за рыжиками.

В этот день председательша приказала пораньше приготовить второй завтрак и попозже — обед. Около половины первого к дому подъехала коляска, и Вонсовская подала команду садиться.

— Едем скорее, жаль терять время… Где твоя шаль, Эвелина? Пусть прислуга садится в бричку и берет с собою лукошки. А теперь, — прибавила она, мельком взглянув на Вокульского, — просим мужчин выбирать себе дам…

Панна Фелиция стала было возражать, но барон тотчас подскочил к невесте, а Старский — к Вонсовской; она прикусила губку и сердито процедила:

— Я думала, у вас уже пропала охота выбирать меня…

И бросила уничтожающий взгляд на Вокульского.

— В таком случае, объединимся с вами, кузина, — предложил панне Изабелле Охоцкий. — Но только вам придется сесть на козлы, потому что я буду править.

— Пани Вонсовская не позволяет, вы нас опрокинете! — закричала панна Фелиция, которой жребий предназначил Вокульского.

— Почему же, пусть правит, пусть опрокидывает… — ответила Вонсовская.

— У меня сегодня такое настроение, что, по мне, пусть хоть всем нам ноги переломает. Не завидую тому грибу, который мне попадется в руки!

— Готов быть первым из них, — откликнулся Старский, — коль скоро вы его скушаете…

— Отлично, если вы согласитесь, чтобы сначала вам срезали голову, — отвечала вдова.

— Я уже давно хожу без головы.

— А я уже давно заметила это… Но давайте садиться — и едем!

Наконец тронулись в путь.

Барон, по обыкновению, шептался с невестой. Старский напропалую любезничал с Вонсовской, а та, к удивлению Вокульского, принимала его ухаживания довольно благосклонно. Охоцкий правил, однако на этот раз его кучерской пыл несколько умеряло соседство панны Изабеллы, к которой он поминутно оборачивался.

«Хорош и Охоцкий! — думал Вокульский. — Мне он жалуется, что аргументы панны Изабеллы набили ему оскомину, а сам только с нею и разговаривает… Конечно, он хотел настроить меня против нее…»

И Вокульский помрачнел как туча, вдруг уверившись, что Охоцкий влюблен в панну Изабеллу и что борьба с таким соперником почти безнадежна.

«Молод, хорош собою, талантлив… Нет, надо быть слепой или безрассудной, чтобы, выбирая между нами двумя, не отдать ему предпочтения. И все же даже в таком случае мне пришлось бы признать, что у нее благородная натура, раз ей нравится Охоцкий, а не Старский. Несчастный барон, а еще несчастнее его невеста — она так явно увлечена Старским! Пустая же у нее голова, да и сердце…»

Он смотрел, на осеннее солнце, на серое жнивье и плуги, медленно поднимающие пласты земли, и с глубокой грустью представлял себе минуту, когда он окончательно потеряет надежду и вынужден будет уступить место Охоцкому.

«Что ж поделаешь! Что ж поделаешь, если она предпочла его… На свое несчастье я встретился с ней…»

Между тем путники въехали на вершину холма, и глазам их открылась равнина до самого горизонта — леса, деревеньки, река и городок с костелом.

Коляску качало с боку на бок.

— Чудный вид! — воскликнула Вонсовская.

— Словно с воздушного шара, которым управляет пан Охоцкий, — прибавил Старский, держась за край сиденья.

— Вы летали на воздушном шаре? — спросила панна Фелиция.

— На шаре Охоцкого?

— Нет, на настоящем…

— Увы, ни на каком, — вздохнул Старский, — но сейчас мне кажется, что я внутри весьма неудобною шара…

— Пан Вокульский, наверное, летал, — с непоколебимой уверенностью сказала панна Фелиция.

— Право, Феля, ты скоро невесть что станешь приписывать пану Вокульскому! — обрушилась на нее Вонсовская.

— Я действительно летал, — с удивлением подтвердил Вокульский.

— Летали? Ах, как это чудесно! — вскричала панна Фелиция. — Расскажите нам…

— Вы летали? — откликнулся с козел Охоцкий. — Вот так так! Погодите рассказывать, я сейчас пересяду к вам…

Он бросил вожжи кучеру, хотя коляска съезжала с горы, соскочил с козел и через минуту уже сидел против Вокульского.

— Так вы летали? — повторил он. — Когда? Где?

— В Париже, но только на привязном. Полверсты вверх — это не путешествие, — смущенно ответил Вокульский.

— Расскажите же… Вероятно, грандиозное зрелище! Что вы при этом испытывали? — не отставал Охоцкий.

Он весь преобразился: глаза его широко раскрылись, на щеках выступил румянец. Глядя на него, трудно было усомниться, что в это мгновение панна Изабелла совершенно вылетела у него из головы.

— Наверное, это чертовски приятно… Расскажите же нам… — настойчиво допытывался он, теребя Вокульского за колено.

— Зрелище действительно великолепное, — ответил Вокульский, — виден горизонт радиусом в несколько десятков верст, а Париж со всеми его окрестностями похож на рельефную карту. Но самое путешествие не доставляет удовольствия; пожалуй, только в первый раз…

— А впечатление какое?

— Странное. Вы ожидаете, что сейчас подниметесь вверх, — и вдруг видите, что не вы поднялись, а земля внезапно оторвалась и опускается вниз. Это так неожиданно и неприятно, что… хочется выскочить…

— Ну, ну, дальше! — понукал его Охоцкий.

— Вторая странность — горизонт, который все время остается на уровне глаз. Вследствие этого земля кажется вогнутой, как огромная глубокая тарелка.

— А люди? дома?

— Дома выглядят, как коробки, трамваи — как большие мухи, а люди — как черные капельки, которые катятся в разные стороны, волоча за собою длинные тени. Вообще путешествие полно неожиданностей.