Драконовы сны - Дмитрий Скирюк

Тот не отвечал. Жуга наклонился над ним, отбросил волосы с его лица. Приблизился и замер.

— Бог мой… — пробормотал он. — Тил, ты это видишь?

— Девчонка, — подтвердил тот. — Лет двенадцать, может, чуть побольше.

— Яд и пламя, как же… Как же это?

Стрела свершила невозможное, и если б травник не держал Хансена всё это время за руку над пропастью, то вряд ли смог поверить в это превращение. Девчушка не отвечала. Казалось, она спит. Одежда Хансена была ей велика и висела складками. Один сапог слетел с ноги и упал в пропасть.

— Что это значит? — Яльмар повернулся к травнику. — Жуга, это опять твои фокусы?

— Стрела, — угрюмо бросил тот. Распустил завязки на куртке девочки и непослушными пальцами зашарил в складках рубашки. Нашёл и вынул древко от стрелы. Ран и крови на теле не было. Наконечника у стрелы — тоже. Жуга взглянул на Яльмара, на Телли. Опустил глаза.

— Стрела… Стрела Рудольфа? — внезапно догадался Телли. — Откуда?

— Она была в моём мешке. Мне её Вильям отдал тогда, в Британии.

— С тобой никогда не знаешь, чего ожидать, — задумчиво сказал варяг. — И всё-таки, поверить не могу. Неужто это в самом деле он? Не маска, не личина? — Травник помотал головой. — Вот ведь как. Всю жизнь девчонкой притворялся, а на деле вишь, как оно обернулось… Как это может быть?

— Я тебе потом объясню, — сказал травник. — Если смогу… Где Орге?

— Лежи, не беспокойся. Выживет. Им Арне занимается.

Яльмар вытащил флягу и направился к лежащему без чувств дварагу. Жуга некоторое время сидел неподвижно, потом потянул к себе мешок. Раздёрнул завязки. Вытащил игральную доску. Фигурка пешки матово мерцала, разгораясь, угасая, вспыхивая вновь. Тил присел, дотронулся до неё рукой.

— К чему бы это?

— Может, надо сделать ход? — предположил Жуга.

— Может быть… А как?

Оба покосились на дракона, но тот ничем не выразил желание хоть как-то поучаствовать в игре. Рик медленно бродил вдоль стен, обнюхивал грибы и плесень, сердито фыркал, мёл хвостом. Повсюду догорали маленькие костерки, валялись мёртвые тела. Пахло кровью и горелой плотью.

— Это должны сделать мы, — задумчиво сказал Жуга. — Всё предопределено. Предпоследняя линия… Гертруда говорила — пешка на последней линии может стать любой фигурой, кроме короля… ну, то бишь, дракона. Вот только где её взять, эту другую фигуру? Может, оторвать одну из этих?

Тил вскинулся:

— Послушай! Та фигурка… Помнишь, ты тогда забрал её?

Он не договорил. Жуга всё понял, переменился в лице и суматошно зашарил по карманам.

— Чёрт возьми, Тил, ты прав! Я совсем про неё забыл. Куда же я её засунул… Только бы не потерялась… А, вот она.

Травник вытащил фигурку воина и протянул её мальчишке.

— Ставь ты — у меня руки дрожат.

— А ты думаешь, у меня не дрожат?

Фигурку тем не менее, Тил взял. Сделал несколько глубоких вдохов, примерился и со стуком поставил её в самую середину последнего белого поля. Придержал, как будто опасался отпустить, затем осторожно разжал пальцы.

Сияние угасло. Оба переглянулись, затем Жуга протянул руку, подтолкнул фигурку пешки, и та со стуком повалилась набок.

* * *

— Наверное, ты плохо помнишь, что увидела, когда открыла в первый раз глаза. А впрочем, что там помнить. Только темноту. Я думал, что у Ашедука нету стрел. Я думал, все они остались у меня. И я совсем забыл про ту, что положил в мешок. Яд и пламя! мог ли я подумать, когда Гертруда объясняла мне про этот наконечник, где и как я потом буду вспоминать все эти объяснения! Лучше бы я бросил её за борт, ту стрелу…

А может быть, наоборот? Может, хорошо, что я её не бросил?

Я правда не могу понять, зачем я тебе всё это говорю. Но может, так и надо. Что ты чувствуешь? Тебя тревожит что-нибудь? Я чувствую, ты понимаешь, но не можешь говорить. Или не хочешь? Но ты слушаешь меня… Ты улыбаешься… Как хорошо, когда ты улыбаешься. Ты не поверишь, как мне от этого сразу становится легче на душе. Ну, да, Гертруда бы могла всё объяснить, могла бы, но её сейчас здесь нет. А есть только ты. Tabula rasa… Герта называла это Tabula rasa — «Чистая поверхность». Ей… Прости. Не ей. Наверное, всё-таки — тебе уже однажды доводилось испытать такое.

Мы двинулись наверх, но тут же заблудились. Да, я забыл тебе сказать, что Орге начал слепнуть. Его ударили по голове, и он не видел… Ничего не видел. А я ничем не мог помочь. А Герты больше не было…

Ты меня слушаешь?

Как важно, чтоб тебя когда-то кто-то выслушал…

* * *

Травник медленно водил рукой над гномьей головой, пытаясь по примеру Герты вылечить дварага. Маленькие дозы волшебства — целебной магии, сочащейся сквозь пальцы, окутывали его руку сероватым призрачным сиянием. Жуга работал осторожно, тщательно соизмеряя каждое усилие, однако как ни старался, причины слепоты не находил. Наконец он опустил руки.

— Ну? — выждав некоторое время, спросил двараг.

— Ничего не получается. Не понимаю, от чего ты слепнешь.

Орге помолчал.

— Подвёл я тебя, Лис, — сказал он наконец. — Не вывел, стало быть — подвёл.

— Чушь собачья. Кто же знал, что тебя опять ранят.

— Может, Хансен где на стенах метки оставлял?

— Не знаю. Может, оставлял. Но мы сейчас в других коридорах.

— Но ты же маг. Ты можешь что-нибудь? Хотя бы свет наколдовать ты можешь?

— Могу, — сказал Жуга, — но только ненадолго.

— Если можешь, то давай.

— Подожди немного. Дай передохнуть.

Свечу не зажигали — оставшийся огарок берегли на крайний случай. Да и нужды в ней не было. На этих горизонтах стены уже не светились так сильно, как внизу, но всё равно немного разгоняли мрак. Девочка спала, укрытая одеялом. Про себя Жуга решил звать её Гертой, но на это имя девочка не откликалась, как и на любое другое, будь то «Хансен» или «Кай». Всё, что Гертруда хотела забыть, она забыла.

Жуга облизал пересохшие губы, уткнул лицо в колени и тихо зашептал. Чуть видимая искорка возникла возле левого плеча, разбухла до размеров голубиного яйца и засветилась ярче.

— Ну, — спросил угрюмо Орге, — зажжёшь ты наконец эту свою дурацкую светилку, или нет?

Жуга поднял голову и долго смотрел, как отблески холодного сияния отражаются в выцветших невидящих глазах дварага.

Вода, вновь запасённая в грибном ручье, подходила к концу. Шли четвёртые сутки со времени битвы в пещере, путники всё ещё блуждали под землёй. Удар по голове сделал своё чёрное дело — Орге окончательно ослеп. Он и сейчас вспоминал дорогу, ориентируясь на ощупь и тепло от стен, ругался, поворачивал назад, но все понимали, что быть проводником двараг уже не может. И Яльмар, и Жуга и Телли вслух описывали всё, что видят, но даже травнику с его глазами было далеко до гномовского зрения. Орге хмурился и ничего не говорил, а только шёл. Память гнома не сохранила всех поворотов каменного лабиринта, но по крайней мере помогла найти приметы, по которым удалось подняться на верхние горизонты. И здесь, в запутанных туннелях они потерялись совершенно.