Ларец - Елена Чудинова

Нелли не сдержалась от резкого движенья, и вощеные щетки опять застучали по полу.

— Так ты вить не знаешь, чего мне от тебя надобно. Вдруг есть о чем поторговаться? — Голос отца Модеста звучал словно издалека. Пустое, он так болтает, зря.

Хомутабал коснулся лица как раз там, где у Венедиктова прилеплена мушка! Всегда в том же самом месте, хотя у модников есть вить какой-то язык, куда клеить мушки смотря по уморасположению!

Угадала она или нет? Ах, кабы знать!

— Уж будто ты не боишься меня, когда я в негритянской короне? — спросила Нелли предерзким голоском. — Коли человек, что ее носит, посмотрит тебе близко прямо в глаза, твоя жизнь уйдет в черный камень! Я знаю, было у меня виденье! Глаза в глаза, попробуй, погляди!

— И ты, жрец, веришь отроковице настолько, чтоб с ее слов противу меня идти? — Венедиктов все веселился. — Посудил бы сам, корона, хоть и царская, да народ тех царей был нам рабы! Пусть та, что ее надела, стала царицею арада, да только чего мне бояться царицы рабов?

— Сказать всякое можно, слова ничего не значат. А вот сделай, как она просит, небось не хочешь?

Он понял, отец Модест ее понял! Нелли запрыгала бы, когда б не эти ходули. Впрочем, и лучше, что ходули, прыгать-то рано.

— Хочешь поглядеть мне в глаза? Ну так добро, подойди поближе! — Венедиктов быстрым, змеиным движением языка облизнул губы.

Не боюсь, сказала себе Нелли, делая шаг вперед. Страх убивает разум, а кто не страшится, тот и не подвластен воле демона.

Словно не Нелли приблизилась, а глаза Венедиктова сделались больше. Они слились в один глаз, похожий на желтое небо с черной луною.

Страх убивает разум. Сие не луна, но черное солнце подземного мира. Оно светит над волнами желтой реки, у песчаного серого берега которой колышется утлый челнок. Но у кормы стоит с веслом не безобразный Хомутабал, а Венедиктов в мокром плаще. Когда-то она видела его таким, ах да, в Петербурге. Желтые тени гонятся за Нелли, настигая ее. Это мертвые финикийцы. Венедиктов может спасти ее, перевезти с берега мертвых на берег живых.

Нет! Он выпьет дыхание с ее губ! Нельзя страшиться желтых теней. Но они хотят пройти сквозь Нелли, а это страшно. Страх убивает разум.

Филипп учил ее быстроте движения, первой покровительнице каждого фехтовальщика. Была ль Нелли-Роман хорошим учеником?

Я не умру, но убью!

Ладонь Нелли полетела вперед. Пальцы, смыкаясь в полете, коснулись обжигающе ледяной щеки Венедиктова и содрали мушку.

И желтый мир под черным солнцем, увиденный в глазах Венедиктова, растаял. Глаза его побелели, нето от ярости, нето с испуги, а рот некрасиво приоткрылся. Ледяные пальцы ухватили Нелли за плечи и стиснули так, что показалось, кости сейчас хрустнут, как яичные скорлупки.

— Свети, Филипп!! Свети!! — завопила Нелли: не было ей видно в темноте, выросла ли тень, а обернуться на стену мешали руки Венедиктова.

— Тень!! Нелли, щастье мое, тень! Видите, Ваше Преподобие?!

Нелли выскользнула, оставя в руках Венедиктова куски кружева. Хватать ее снова он не стал, а метнулся к двери, спотыкаясь о палки-гасильники. Теперь было видно: по стене метались уж три мужских тени. Они ломались из-за того, что свеча двигалась.

— Держи скорей! — Роскоф сунул свечу Нелли.

Венедиктова он настиг уж у самой двери, и оба покатились по полу, борясь средь падающих на обоих ведер и тряпок.

— Ох… — запыхавшимся голосом выдохнул Роскоф. — Жизненну жилу перекусить метил, озорник!! Ничего, теперь не вывернешься!

— Филипп! — испуганно вскричала Нелли. — У него сила равна человеческой, когда полудень! А теперь ночь! Он тебя сильней!

— Только не при мне, — спокойно произнес в темноте отец Модест. — Есть в сей вселенной нечто, что умеряет бесовскую силу.

Воск плакал на пальцы, обжигая. Стоило б оборвать кусок фитиля, свернувшегося от излишней длины в петельку. А нельзя. Еще загасишь ненароком. В темноте тень исчезнет.

Теперь Венедиктов, не подымаясь с полу, тащил на себе Роскофа по направлению к Нелли. Верно, и он сообразил, что свечу можно загасить. Нелли отпрянула.

— Врешь! — Филипп рывком вскочил на ноги, увлекая за собою Венедиктова. Теперь Нелли различила, что Роскоф стоит у беса за спиною, заломив его руки назад. Венедиктов гибко, словно кости его стали гнуться, как ивовые прутья, рвался на свободу. — Огонь, береги огонь, Нелли!

Венедиктов пытался склониться вперед, изогнуться направо или налево. Он топтал Роскофа ногами по ногам, силился угодить ему затылком в подбородок. Но Филипп стоял недвижимой скалою, препятствуя и Венедиктову сделать хотя бы полшага. Даже при свечном пламени видны были крупные капли пота, осыпавшие его чело, но хватка тренированного фехтовальщика оставалась надежней любых оков.

Будто бы поняв это, Венедиктов постепенно затих. Хоть, может, и выжидает, когда бдительность Филиппа ослабеет вместе с объятиями, подумала Нелли.

— Ну, и кто из нас дурень, бес? — веско спросил отец Модест, выступая из темноты. — Неужто ты дал бы нам приблизиться просто так? Корона арада надобна нам не больше, чем прочтенная книга. Не в ней самой, но лишь в ее памяти таится твоя смерть. Вот мы и надумали, чтоб ты взял нас за дураков. Для того девица Сабурова и надела корону.

— Понял, бенг? — спросила Нелли с торжеством, жалея, что нету Кати.

— Грубое слово для царицы арада, — подавив похожий на всхлип вдох, прошептал Венедиктов. — А ты вить царица, только царицы ее носят. И лишь запах царской крови мог дать мне сию плоть, кою вы чаете нонче разрушить. Как же ты сумела ее увидеть и услышать?

— С ним нельзя вступать в долгий разговор, Нелли, — заметил отец Модест. — Первое, Филиппу тяжко удерживать эдакого здоровяка, а затем он вить тянет для того, чтоб высвободиться. Как и мы тянули для того, чтоб найти тень.

— Проклятье, вы не знали наверное?! — Венедиктов рванулся так, что на лбу Роскофа вздулась жила.

— Знали, что погибель в тени, но не знали, где ты ее прячешь. Экая ты сегодни умница, Нелли. Но довольно тянуть.

— Девочка-смерть, — Венедиктов криво усмехнулся. — Та, на пристани, тож знала, что надобно сделать. Но искал я ее не потому. Коли ты надевала корону, так ответь мне на один лишь вопрос. Какая сила, какое колдовство помогли негритянке вырваться из пут ДРЕВНЕЙ ВЛАСТИ? Скажи, отчего она сумела восстать против меня? Мой народ повелевал ее народом, наши боги повелевали их богами. Какую тайну арада мы проглядели? Потешь напоследок мое любопытство!

— Там ничего такого не было, — Нелли смешалась.

— Скажи, — в шепоте Венедиктова послышалось змеиное шипенье. — Зачем ты лжешь теперь?

— Бес, она не лжет, — отец Модест вытаскивал из обшлага какой-то укутанный в тряпицу предмет. — Память арада не дала Анастасии никаких секретов, кои могла бы нещасная противу тебя оборотить.