Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой

«И как они могут не только хохотать, но житьтут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого оннабрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливыевзгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата сзакаченными глазами.

Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал непостели, несмотря на то, что был 12-й час дня.

— А, Г`остов? 3до`ово, здо`ово, — закричал онвсё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как заэтой привычной развязностью и оживленностью какое-то новое дурное, затаенноечувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.

Рана его, несмотря на свою ничтожность, всееще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице егобыла та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но неэто поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему инеестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общийход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.

Ростов заметил даже, что Денисову неприятнобыло, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни,которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь иинтересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопросРостова, в каком положении было дело, он тотчас достал из-под подушки бумагу, полученнуюиз комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать своюбумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумагеговорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова —вновь прибывшее из вольного света лицо, — стали понемногу расходиться, кактолько Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все этигоспода уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только соседна кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и курятрубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачиваяголовой. В середине чтения улан перебил Денисова.

— А по мне, — сказал он, обращаясь к Ростову,— надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будутбольшие, и верно простят…

— Мне просить государя! — сказал Денисовголосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но которыйзвучал бесполезной раздражительностью. — О чем? Ежели бы я был разбойник, я быпросил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников.Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! Именя разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я былказнокрад…

— Ловко написано, что и говорить, — сказалТушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, — он тоже обратился к Ростову, —покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, чтодело ваше плохо.

— Ну пускай будет плохо, — сказал Денисов. —Вам написал аудитор просьбу, — продолжал Тушин, — и надо подписать, да вот сними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Ужелучше случая не найдете.

— Да ведь я сказал, что подличать не стану, —перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.

Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя онинстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, былсамый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощьДенисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.

Когда кончилось чтение ядовитых бумагДенисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самомгрустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около негогоспитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая прото, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжениевсего вечера.

Поздно вечером Ростов собрался уезжать испросил Денисова, не будет ли каких поручений?

— Да, постой, — сказал Денисов, оглянулся наофицеров и, достав из-под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у негостояла чернильница, и сел писать.

— Видно плетью обуха не пег`ешибешь, — сказалон, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. — Это была просьба на имягосударя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винахпровиантского ведомства, просил только о помиловании.

— Передай, видно… — Он не договорил иулыбнулся болезненно-фальшивой улыбкой.

Вернувшись в полк и передав командиру, в какомположении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал вТильзит.

13-го июня, французский и русский императорысъехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором онсостоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.

— Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бывидеть великого человека, ] — сказал он, говоря про Наполеона, которого он досих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.

— Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите проБуонапарта?] — сказал ему улыбаясь генерал.

Борис вопросительно посмотрел на своегогенерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.

— Mon prince, je parle de l`empereur Napoleon,[Князь, я говорю об императоре Наполеоне, ] — отвечал он. Генерал с улыбкойпотрепал его по плечу.

— Ты далеко пойдешь, — сказал он ему и взял ссобою.