Мы, утонувшие - Карстен Йенсен

Исаксен, как справедливо заметил Бойе, сунул нос не в свое дело. Как и поступают достойные люди.

А вот на борту «Данневанга» трудно было чувствовать себя достойным человеком.

Или, по крайней мере, этот достойный человек лишился своей одежды.

Бывало, они сидели в пабах Ливерпуля, Кардифа или Ньюкасла, пытаясь заглотить как можно больше «Гиннесса» между двумя воздушными тревогами. И каждый раз находился кто-нибудь, кто, услышав акцент, спрашивал: «Where are you from, sailor?»[51]

Вот в такие моменты они чувствовали себя нагими.

Они быстро учились. Нельзя было говорить только одно: правду. Как только вы отвечали: «Из Дании», наступало молчание, сразу чувствовался холодок или откровенное презрение. Их звали «полунемцами».

В пабе «Салли Браун» у Бреверс-Уорф к Кнуду Эрику подошла девица в платье с глубоким вырезом и ярко-красными губами. Он предложил ей выпить. Они чокнулись, девица посмотрела ему в глаза поверх края бокала. Не новичок, он понимал, как закончится вечер. И не имел ничего против. Ему это было нужно.

И тут прозвучал роковой вопрос. К тому моменту Кнуд Эрик еще не успел усвоить, какой эффект производит правдивый ответ: из Дании.

— Why aren’t you in Berlin with your best friend Adolf?[52]

Кнуд Эрик просто захлебнулся от ярости. Он, черт побери, был здесь, в баре с выбитыми стеклами, в городе, который бомбили, рисковал жизнью за мизерное жалованье, отрезанный от семьи и друзей! Он мог валяться на перине в Дании! А вместо того, в уплату за готовность поскорее расстаться со своей жалкой жизнью, проводит дни среди всевозможной взрывающейся чертовщины.

Уходя, она виляла задом, обтянутым узкой юбкой.

Пусть знает, чего лишился из-за того, что приехал не из той страны.

Когда пришло сообщение об оккупации Дании, все: судовладельцы, правительство — все призывали датских моряков идти в нейтральную гавань. Они же поступили наоборот. От всего отказались. Не помогло. Ни вам, полунемцы, бесплатного «Гиннесса» от бармена, ни нежных объятий декольтированных дам с красными губами.

Порадуйтесь-ка лучше удачам других. Вот, в другом конце бара, стоит малолетний парнишка со светлым локоном на лбу и голубыми глазами. И нет конца дружеским похлопываниям по плечу, шаловливым взглядам, бесплатному пиву и предложениям оплатить тур на американских горках в каморке с продавленным пружинным матрасом, готовым скрипеть всю ночь напролет.

Да он даже по-английски не знал ничего, кроме одной-единственной фразы: «I come from Norway!»[53]

Норвежцы сражались, король и правительство находились в изгнании в Лондоне. Тридцать тысяч норвежцев ходили в союзном флоте. И, самое главное, ходили под собственным флагом. Норвежский торговый флот перешел к государству, и король был теперь его официальным владельцем.

Скандинавы были популярны повсюду. Но в устах англичанина «скандинав» означало «норвежец». Дания исчезла с карты мира, и, если моряк открывал рот, желая сказать, что он прибыл именно оттуда, все воспринимали его слова как позорное напоминание о том, чего больше нет. Девятого апреля команда «Данневанга» лишилась отчизны.

Они пили свой «Гиннесс» в молчании. Нагие люди на линии огня.

Конец наступил ранним январским утром, около четырех часов пополуночи. «Данневанг» направлялся из Блайта в Рочестер с грузом угля. Позже они не могли сойтись во мнениях, была это вибрационная, акустическая или магнитная мина или же просто старая добрая гальваноударная. Нос снесло. Корабль тут же стал набирать воду, но затонул не сразу. Они применяли светомаскировку. Но когда садились в шлюпки, капитан Бойе приказал зажечь огни. Они сидели, положив руки на весла, и прощались с «Данневангом». По кругу пошла бутылка рома. На борту пили редко. В Новый год Бойе долго спорил со своими помощниками, прежде чем разрешил налить команде по бокалу фруктового вина «Кияфа». Когда бутылка рома вернулась к капитану, в ней все еще плескалась жидкость. Семнадцать мужчин! Он бросил на них одобрительный взгляд.

«Данневанг» накренился. Из машинного отделения донесся звук взрыва — это вода дошла до зажженных котлов. Из разнесенного взрывом люка вылетели куски угля. Корма поднялась из воды. Мгновение винт крутился вхолостую. Затем остановился, и на корабле вырубился свет.

Кнуд Эрик закрыл глаза. И тонущий пароход видел Альберт во сне, и рассказал ему об этом.

Когда он снова открыл глаза, вода уже сомкнулась над «Данневангом».

Все сидели, держа головные уборы в руках. Молча. Кнуд Эрик чувствовал, что капитан должен прочитать молитву. Или канон на исход души. Но не корабля же!

Стюард судорожно затягивался сигаретой, красный огонек мерцал в ночи.

— А покурить не мешает.

Тишину нарушил Бойе. Он взглянул на стюарда:

— Хаммерслев, ты взял сигареты?

Стюард толкнул повесившего голову месс-боя:

— Курево, Нильс.

Мальчик нырнул под кормовую банку и торжествующе поднял в воздух блок сигарет. Каждому выдали по пачке. Рундуки и вещмешки пришлось оставить на борту В шлюпке не хватило места. У них осталась только та одежда, что была на них.

А еще книжки моряков и паспорта, доказывающие, что они — граждане страны, которой больше не существует, потому что ее поглотила война.

И по пачке сигарет.

Все нормально. Все уже кончилось. Они остались живы, а через секунду наполнят легкие дымом.

— Спички, — произнес Бойе. — Проклятье, где спички? — И он сурово посмотрел на мальчишку. — За борт тебя выкину, если забыл спички.

Мальчик беспомощно развел руками:

— Все случилось так быстро.

Стюард пустил сигарету по кругу. И вскоре в зимнем мраке мигали семнадцать красных точек. До рассвета оставалась пара часов.

— Нильс, — сказал капитан мальчишке, — твоя задача следить, чтобы хоть одна сигарета горела постоянно, даже если тебе придется курить во сне. Ты слышишь?

Мальчик серьезно кивнул, отчаянно затягиваясь, как будто его жизнь зависела от красной мерцающей точки под носом.

Кнуд Эрик огляделся. Они были хорошей командой. Последние три года он ходил на «Данневанге» первым помощником. На борту находилось семь марстальцев и один парень из Оммеля, тоже с Эрё. Остальные — с Лолланда и Фальстера. Теперь их раскидает по свету.

Через пару лет он мысленно вернется к этому моменту, чтобы подвести черту. К тому времени восемь из семнадцати будут мертвы. Капитан, второй помощник, стюард, один матрос, два младших матроса, юнга и старший механик. Пятеро из них — марстальцы.