Утерянные победы. Воспоминания фельдмаршала - Эрих фон Манштейн

Если, таким образом, командование группы армий могло полностью доверять командованию подчиненных ему объединений, то и оно, со своей стороны, могло быть довольно вышестоящим командованием. Командующие армиями всегда знали, какие задачи им предстоит выполнять. Хотя командованию группы армий часто и не удавалось получать от Гитлера ясных оперативных указаний (я не имею здесь в виду указания о том, что необходимо все удерживать), то оно все же всегда ясно говорило подчиненным армиям, в чем заключается наш оперативный замысел. Мы стремились ставить перед армиями ясные задачи, не вмешиваясь в действия командующих, за исключением тех случаев, когда нас к этому вынуждал весь ход операций. Ни разу не бывало, однако, так, что решение, которое должно было принять командование группы, поступало несвоевременно. Если мы давали обещание, армии знали, что мы его сдержим, как и то, что приказы, даваемые штабом группы армий, если даже они предусматривали передачу соединений другим армиям, должны неуклонно выполняться.

Если между командованием группы армий и армиями установились отношения подлинного доверия, то главная заслуга в этом принадлежит моим ближайшим помощникам, в первую очередь моему начальнику штаба генералу Буссе и нашему отличному начальнику оперативного отдела подполковнику Шульц-Бюттгеру. Известно, что связь между штабами соединений и объединений по оперативно-тактическим вопросам проходит в значительной степени через начальника штаба и начальника оперативного отдела. Когда я был командующим армией, у меня, во всяком случае, не было желания все время самому висеть на телефоне. Прежде всего, я избегал давать подчиненным командующим армиями по телефону «советы», как это, к сожалению, часто делают некоторые командующие.

Буссе и Шульц-Бюттгер особенно хорошо подходили друг к другу.

Шульц-Бюттгер, человек, очень располагавший к себе, был так же умен, как и скромен, и хотя он иногда и любил зло пошутить, всегда оставался вежливым. Этот очень способный офицер, обладавший прекрасными чертами характера, к сожалению, стал одной из жертв 20 июля.

Буссе, о значении которого для меня лично я уже раньше говорил, всегда умел выделить в том, о чем он говорил, самую суть дела. Когда это было необходимо, он проявлял себя как очень энергичный человек. Когда один из начальников штабов армий – конечно, не без оснований – в очередной раз рисовал обстановку, в которой находилась его армия, в черном свете и сомневался в возможности выполнения поставленной перед ним задачи, Буссе обычно говорил: «Ну, так уж плохо дело не может обстоять». Это была, однако, не попусту брошенная фраза, ее произносил умудренный опытом человек, переживший немало кризисных положений; за этой фразой всегда следовали предложения о том, как искать выход, или обещания оказать помощь.

По поводу некоторых приказов, которые мы получали сверху, Буссе, однако, только разводил руками и говорил: «Простому смертному это трудно понять». Вообще у нас в узком кругу никто не стеснялся высказывать свои мысли.

Приказы, об оторванности которых от действительности у нас так резко говорили, не были, между прочим, детищами оперативного управления ОКХ или «шаровой молнии». Они исходили от Гитлера.

Генерал Цейтцлер получил у нас прозвище «шаровой молнии», так как его появление на посту начальника Генерального Штаба в ОКХ произвело впечатление удара молнии, а также потому, что он требовал от подчиненных молниеносного выполнения своих заданий. Шарообразные очертания его фигуры послужили причиной другой части его прозвища. Маленького роста, он имел некоторую склонность к полноте, которая подчеркивалась круглой головой, розовыми щечками и начинающейся лысиной. Его движения также чем-то напоминали шар.

Цейтцлер не был моим другом. Когда он еще был молодым офицером, он служил в Управлении обороны страны при ОКБ, а это учреждение не было, особенно дружественно настроено по отношению к ОКХ, в котором я тогда занимал пост «1 обер-квартирмейстера Генерального Штаба». Я тогда, по-видимому, не заблуждался, полагая, что Цейтцлер в то время относился к группе офицеров, считавших, что ОКБ должно оказывать влияние на руководство сухопутными силами. Если это так, то Цейтцлеру пришлось теперь за это жестоко расплачиваться. Как начальнику Генерального Штаба сухопутных сил ему пришлось теперь подчиняться своим бывшим начальникам Кейтелю и Йодлю. Он был отстранен от управления операциями сухопутных сил на многих театрах военных действий и должен был почувствовать, куда привело создание двух инстанций для руководства вооруженными силами вместо одной.

Во время войны Цейтцлер был начальником штаба танкового корпуса, затем 1 танковой армии и отличился здесь при командующем, будущем фельдмаршале фон Клейсте, своей энергией, работоспособностью и тактическим мастерством. Гитлер обратил на него внимание и весной 1942 г. перевел его на должность начальника штаба группы армий на Западном фронте. Он справедливо полагал, что энергия Цейтцлера исключительно благоприятно скажется на укреплении обороны французского побережья. После отставки генерал-полковника Гальдера Гитлер назначил Цейтцлера его преемником.

Хотя Цейтцлер, не только энергичный, но и бесцеремонный человек, во многом был солдатом типа Гитлера, последний все же ошибался, считая, что найдет в нем безвольный инструмент. Во всяком случае, Цейтцлер с того момента, когда наш штаб принял командование над группой армий «Дон», всегда энергично и настойчиво отстаивал перед Гитлером наши мнения и пожелания, не считаясь с тем, что такое сопротивление было Гитлеру очень неприятно. Гитлер один раз сказал мне: «Цейтцлер борется за Ваши предложения, как лев». Только такой невосприимчивый к обиде человек, как Цейтцлер, мог вообще выносить ежедневные или, вернее, еженощные препирательства с Гитлером и примиряться с все новыми разочарованиями. Начальником Генерального Штаба в духе Мольтке или Шлиффена Цейтцлер, во всяком случае, не был, да при том положении, какое он занимал при Гитлере, и не мог быть.

Во всяком случае, сотрудничество между штабом группы армий и начальником Генерального Штаба развивалось в атмосфере доверия. В немалой степени этому способствовала личность начальника Оперативного управления генерала Хойзингера. Я был с ним в особенно дружественных отношениях еще с того времени, как он до войны работал под моим началом в Оперативном управлении. Он был настолько же одаренным офицером Генерального Штаба, насколько и любезным человеком, обладавшим цельным характером.

Отход за Днепр

Отданный 15 сентября вечером после моего возвращения из ставки фюрера приказ группы армий об отходе армий к Днепру предусматривал, что темпы этого маневра определяются сохранением боеспособности войск. В нем было дословно сказано, что «во всех решениях и приказах следует, прежде всего, исходить из того положения, что боеспособные войска могут справиться с любыми трудностями, войска же, потерявшие боеспособность или боевой дух, бессильны, особенно при отступлении». Где только возможно, армиям предлагалось принимать бой с атакующим противником, чтобы ослабить его наступательный порыв и выиграть время для отхода.

6 армия имела задачей отвести оба своих корпуса, расположенных на южном фланге, на подготовленную позицию между Мелитополем и Днепровской дугой, южнее Запорожья. Ее северный корпус должен был отойти на укрепленный плацдарм у Запорожья. В связи с этим он переходил вместе с занимаемым им плацдармом в подчинение 1 танковой армии. 6 армия переходила в подчинение группы армий «А», 17 армия которой отводилась из Кубани на Крым.