Море сновидений. О муравьях и динозаврах. Песня кита. Удержать небо - Лю Цысинь

представляли собой небольшие параллелепипеды, каждый из которых был ориентирован по-своему и вращался вокруг своей оси. В результате они по-разному отражали солнечный свет и мерцали с разной скоростью. Люди долго и безуспешно пытались подобрать метафору для этих маленьких космических тел. В конце концов один из репортеров придумал сравнение, которое сочли удовлетворительным: горсть хрустальных костяшек домино, рассыпанных космическим гигантом.Диалог двух художников

– Нам нужно поговорить, – сказал Янь Дун.

– Именно для этого я и пригласил вас сюда, но говорить я согласен только об искусстве, – ответил низкотемпературный художник.

Янь Дун стоял на гигантской глыбе льда, подвешенной в воздухе на высоте пяти тысяч метров. Он прибыл сюда по приглашению низкотемпературного художника. Вертолет, доставивший его, стоял в стороне. Его винты продолжали вращаться, и он был готов взлететь в любой момент. Со всех сторон простиралась до горизонта ледяная равнина, поверхность которой отражала ослепительный солнечный свет. Слой голубого льда под ним казался бездонным. Небо на этой высоте было чистым и бескрайним. Дул сильный ветер.

Это была одна из пяти тысяч гигантских глыб льда, которые низкотемпературный художник извлек из океанов. За минувшие пять суток он замораживал и переправлял на орбиту из океанов в среднем по тысяче блоков в день. Заморозив очередной блок в Тихом или Атлантическом океане, художник поднимал его в воздух, чтобы добавить во все увеличивающееся число сверкающих «космических костяшек домино». Вдоль океанского побережья по всему миру не осталось ни одного крупного города, который не пострадал бы многократно от цунами. Однако чем дальше, тем реже происходили эти катастрофы, и причина этого была проста: уровень воды на планете понизился.

Мировой океан постепенно превращался в ледяное кольцо, вращающееся по орбите вокруг Земли.

Янь Дун топнул по твердой ледяной поверхности.

– Такая огромная глыба… Как вам удается заморозить ее в одно мгновение? Да еще и настолько равномерно, что блоки не только не трескаются, но и получаются совершенно однородными. Какую силу вы используете, чтобы отправлять их на орбиту? Все это находится за пределами не только нашего понимания, но даже воображения.

– Это ерунда, – ответил низкотемпературный художник. – В творческом процессе мы сплошь и рядом уничтожаем звезды! Но разве мы не договорились обсуждать только вопросы искусства? С точки зрения искусства между мной, создающим искусство своими методами, и вами, со своими лопатками и скребками для вырезания ледяных скульптур, не такая уж большая разница.

– Попав на орбиту, ледяные блоки оказываются под прямым и сильным излучением солнца. Почему они не тают?

– Я покрыл каждый ледяной блок слоем чрезвычайно тонкой, прозрачной, светофильтрующей мембраны. Она пропускает в лед только холодный свет, частоты которого не генерируют тепло. А все частоты, которые генерируют тепло, отражаются. Поэтому глыба льда не тает. Но на подобные вопросы я отвечаю в последний раз. Я не собираюсь отвлекаться от работы для разговора о таких скучных вещах. Или мы с этого момента обсуждаем только искусство, или вам лучше уйти. И мы уже не будем коллегами и друзьями.

– В таком случае скажите, сколько льда вы намерены извлечь из океанов? Этот-то вопрос напрямую касается проблемы создания произведения.

– Естественно, я возьму все, что есть. Я уже говорил вам о моем замысле; так вот, мне хотелось бы воплотить его идеально. Я предполагал взять лед со спутников Юпитера, если земных океанов окажется недостаточно, но это слишком хлопотно. Так что обойдусь тем, что есть.

Ветер трепал волосы Янь Дуна. Он то и дело приглаживал их. От холода, царившего на этой высоте, его пробирала дрожь.

– Искусство много значит для вас?

– Искусство – это всё.

– Но… но ведь в жизни есть что-то еще. Например, нам все еще приходится работать, чтобы выжить. Я – инженер Чанчуньского оптического института и искусству могу уделять лишь ограниченное свободное время.

Голос низкотемпературного художника рокотал из глубины льда, и от вибрации подошвам ног Янь Дуна было щекотно.

– Выжить… Ха! Это просто подгузник вашей младенческой цивилизации, который нужно сменить. Погодите немного, и жить для вас будет так же просто, как дышать. Мы уже забыли, что было такое время, когда нам требовалось прилагать усилия, чтобы выживать.

– А как же социальные и политические отношения?

– У зарождающихся цивилизаций всегда обнаруживается такая неприятная проблема, как существование отдельных личностей. Со временем отдельные личности сливаются в единое целое. И тогда уже нет ни общества, ни политики как таковых.

– А как насчет науки? Ведь наука какая-то должна быть? Разве может цивилизация не стремиться понять Вселенную?

– Этой ерундой тоже занимаются только совсем молоденькие цивилизации. Если немного покопаться, становится ясно все вплоть до малейших деталей. Вы скоро узнаете, что Вселенная настолько проста, что даже наука не нужна.

– Итак, остается одно лишь искусство?

– Да. Искусство остается для цивилизации единственным смыслом существования.

– А вот для нас это вовсе не единственный смысл. Мы хотим выжить. Несколько миллиардов людей на этой планете, под нами, и еще больше представителей других видов хотят выжить. Вы же хотите высушить наши океаны, превратить нашу живую планету в бесплодную пустыню, обрекая нас всех на смерть от жажды.

Из глубины льда поднялась волна смеха. И снова он щекоткой отозвался в подошвах ступней Янь Дуна.

– Коллега, послушайте, как только бурный прилив моего творческого вдохновения немного стих, я обратился к вам, чтобы поговорить об искусстве. Но вы все время переводите разговор на ничего не значащие банальности. Я глубоко разочарован в вас. Стыдитесь! Я возвращаюсь к работе.

– Да будут прокляты твои предки! – взорвался Янь Дун, потеряв наконец терпение, и пошел браниться на северо-восточном диалекте.

– Это что, грубости? – безмятежно осведомился низкотемпературный художник. – У нашего вида одно и то же тело взрослеет и проходит эволюционный путь. Так что никаких предков нет. Что касается странного тона при общении с коллегой… – Он засмеялся. – Я понимаю. Вы завидуете. У вас нет моих способностей. Вы способны создавать искусство только на уровне бактерий.

– Но вы не так давно сказали, что хотя мы используем в искусстве разные инструменты, но существенной разницы между нами нет.

– Теперь я уже так не считаю. Сначала я решил, что встретил настоящего художника, но он оказался жалкой посредственностью, болтающей о высыхании океанов, экологической катастрофе и других мелочах, не имеющих ничего общего с искусством. Слишком плоско, слишком тривиально, знаете. Художники не могут быть настолько привержены банальности.

– И все равно да будут прокляты ваши предки!

– Как вам будет угодно. Я возвращаюсь к работе. Уходите.

В тот же миг Янь Дун почувствовал, что стал тяжелее, и грузно сел на скользкий лед. Сверху налетел порыв ветра. Ледяная глыба снова начала подниматься. Он вскарабкался в вертолет, и машина с трудом переползла через ближайший край ледяной глыбы, чуть не разбившись из-за смерча, порожденного движением искусственного айсберга.

Переговоры между человечеством и низкотемпературным художником закончились