Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

* * *

В «Тайной Доктрине» содержится древнее изречение о том, что жизнь универсальна и духовна по своей сути, и это накладывает на людей огромную ответственность – использовать эту жизнь в благих целях. Ужасное обращение человека с материей поставило под угрозу будущее Земли.

Против этой угрозы сплотились более 1000 религиозных, политических и научных лидеров из 83 стран на прошедшей в Москве в январе 1990 г. конференции, спонсором которой стал Глобальный форум по проблемам выживания. Во время этой конференции 23 учёных, в числе которых были лауреаты Нобелевской премии, призвали к союзу науки и религии. Учёные признали за религией способность формировать поведение человека и заявили: «Многие из нас испытывали чувство глубокого восхищения и почтения к вселенной», добавив, что «природу необходимо охранять и опекать, как нечто священное».

Особенно удивительным этот призыв является потому, что его автором стал астроном Карл Саган. В популярном телесериале «Космос» и одноимённом бестселлере он нередко высказывался против религии и, судя по всему, считал, что наука является единственным оплотом истины. Когда Сагана спросили о сделанном им заявлении, он пояснил, что осознал универсальность религии и её потенциал как «движущей силы добра». Он добавил, что люди, которые подписывали его заявление, просили изменить формулировку замечаний о глобальном потеплении или разрушении озонового слоя, но у них не возникло ни одного вопроса к словам о религии, почтении и священном[1072]. Однако один священник всё же сделал замечание, сказав, что ошибочно считать природу и человека святыми – священен лишь один Бог.

Другие религиоведы выказали опасение, что отношение к жизни как к чему-то священному может вернуть человечество к примитивному пантеизму, когда люди обожествляли камни и деревья. В «Тайной Доктрине» (Т. 1, с. 279–80) содержатся размышления на эту тему, о которых стоит задуматься.

(1) «Тайная Доктрина» не учит атеизму, разве что в смысле, лежащем в основе санскритского слова Настика, отказа от идолов, включая каждого антропоморфического Бога. В этом смысле каждый оккультист является Настика.

(2) Она признаёт Логоса или коллективного «Творца» Вселенной, Демиурга – в смысле, употребляемом, когда говорится о «Зодчем», как о «Творце» здания, тогда как этот зодчий никогда и не дотронулся ни до единого камня его, но начертав план, поручил всю ручную работу каменщикам. В нашем случае план был дан Представлением Космоса, а строительный труд был предоставлен Множествам Разумных Сил. Но этот Демиург не есть личное божество – т. е. несовершенный, вне-космический Бог, но лишь совокупность Дхиан-Коганов и прочих Сил.

(3) Дхиан-Коганы двойственны по своей природе; будучи составлены из (а) неразумной, грубой энергии, присущей материи и (б) разумной души или космического сознания, направляющей и руководящей этой энергией, которая и является Дхиан-Коганической мыслью, отражающей представление Космического Разума… Поскольку этот процесс не всегда совершенен и коль скоро, несмотря на многочисленные доказательства, свидетельствующие о существовании руководящего Разума позади покрова, процесс этот, всё же, являет пробелы и недостатки и даже весьма часто оканчивается неудачею – то из этого следует, что ни коллективное множество (Демиург), ни одна из деятельных сил, взятая отдельно, не могут подлежать воздаянию им божественных почестей или обоготворению. Тем не менее все они имеют право на благодарное уважение и почитание человечества; и человек должен был бы постоянно устремляться помогать божественной эволюции Идей, становясь, по мере способностей своих, сотрудником природы в задании цикла.

Лишь вечно неизвестная и непостигаемая Карана, Беспричинная Причина всех причин, должна была бы иметь свой храм и престол в сокровенной и нетронутой почве нашего сердца – невидимая, неощутимая, несказанная, иначе, как через «ещё слабый голос» нашего духовного сознания. Те, кто поклоняются ей, должны совершать это в молчании и в освящённом одиночестве своих душ, делая свой дух единым посредником между ними и Мировым Духом, свои благие поступки единственными священнослужителями и свои греховные намерения единственными видимыми и объективными жертвами, приносимыми этому Присутствию.

* * *

Эта глава началась с размышлений касаемо пророчества в «Тайной Доктрине» о том, что в покрове природы будет сделан большой разрез за 10-летний период – с 1888-го по 1897 год. Один из наших друзей-учёных, внимательно исследовавший это пророчество и его исполнение, пришёл к следующему выводу: «Покров природы действительно был прорван самым неожиданным, поразительным и ошеломительным образом. За этим прорывом последовало невообразимо глубокое проникновение в мельчайшие и величайшие царства природы, с такими потрясающими последствиями для науки во всех областях и для повседневной жизни человека, что невозможно провести параллель с любым периодом нашей истории».

Джон Эглинтон пишет в биографии Джорджа Рассела от 1937 г. «Мемуары Æ»:

Вероятно, ни в одной стране не было периода литературной активности, которому не предшествовал бы или не сопутствовал интерес к религии… Ищущий подтверждения этому тезису в Ирландии с лёгкостью найдёт его, если будет смотреть в нужном направлении – деятельность Теософского общества в Дублине оказала влияние на группу молодёжи. В этот период в Ирландии не было других религиозных движений. Кроме того, Йейтс и Рассел, ставшие лидерами литературного возрождения, были тесно связаны с деятельностью ТО.

В книге «Ирландская литература и драма» Стивен Гвинн упоминает, что эти два писателя «должны были возглавить литературное возрождение и повлиять на интеллектуальную жизнь Ирландии в то время»[1073].

В 1896 г. Рассел написал Йейтсу: «Боги наполняют Ирландию огнём; отовсюду сюда съезжаются мистики, как и предсказывали Е. П. Блаватская и У. К. Джадж. То, что Эмерсон сделал для Америки, мы можем повторить и даже превзойти»[1074].

В книге «Литературное возрождение в Ирландии» Эрнест Бойд пишет:

Теософское общество стало литературным, художественным и интеллектуальным центром, оказывая влияние, которое ощущалось даже теми, кто к нему не принадлежал. Впоследствии оно создало условия для объединения всех самых пытливых умов эпохи, старших и младших поколений, от Джона О’Лири и Джорджа Сиджерсона до Йейтса и Æ. Оно способствовало сближению самых разнообразных личностей и решительно расширило возможности новой литературы, чего не могло сделать ни одно предшествующее национальное движение… Это был интеллектуальный котёл, в котором крепли истинные незыблемые элементы национальности, в то время как шлаки растворялись.