Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат - Вера Камша

Дриксы рвались в тыл к бергерам, талигойцы их все еще не пускали. Где драгуны, где мариенбургские стрелки́, кто кем командует и командует ли вообще, уже никто не разбирал. Были только свои и лезущие через Болотный «гуси». Остатки защитников кургана, сбившись в кучки, пятились к подножью, «крашеные» одолевали, еще бы им не одолевать!

На позабывшего обо всем, кроме драки, Чарльза кинулось сразу трое, пришлось сперва уворачиваться, потом стрелять, снова уворачиваться, теперь уже от двоих. Отбился, и тут же чужая полусабля едва не выпустила капитану кишки, пока он освобождал застрявший меж «гусиных» ребер клинок. Выручил капрал-пехотинец, подставивший под удар ствол мушкета.

И ни мгновения передышки! Только, саданув эфесом по зубам, шуганул одного, как объявилось трое новых. Опять «повезло»… Или у курганов теперь на одного талигойца три «гусака»?

Ощутимо уставший Чарльз поудобнее перехватил рукоять, и тут неизвестно откуда взявшийся буланый грудью сшиб самого наглого из дриксов. Второго наездник мимоходом полоснул по шее и помчался дальше, оставив ошеломленного третьего капитану. Капитан «гусиным» ошеломлением с благодарностью воспользовался, а из-за Болотного выныривали еще всадники, еще и еще… «Спруты»! Похоже, весь полк, и как же кстати!

Явление вражеской конницы дриксов не обрадовало, но и только. Мысль прорваться ко все еще запиравшим проход бергерам они, правда, оставили, но убираться с кургана не спешили. Кого всадники стоптали, того стоптали, остальные же спешно отошли вверх по склону, где и принялись охорашиваться.

– Вот гады, – посетовал дравшийся, как оказалось, в двух шагах от Чарльза Бертольд, – а я так устал…

– И кто бы мог подумать? – огрызнулся Чарльз, с ненавистью глядя на красные мундиры. Людей в роте оставалось всего ничего, у соседей дела вряд ли обстояли лучше, но курган следовало очистить. Это было очевидно, как и то, кому придется это делать. – Не садись, все равно вставать.

– Я не сел, я упал. – Бертольд встал и поднял трофейную шпагу. – Пошли, что ли, ребят пинать…

Не потребовалось. За спиной рявкнуло оглушительное «Агмарен!», и Болотный захлестнула бирюзовая волна. Замечательные, восхитительные, прекрасные бергеры позаботились о своих задницах сами. Чарльз из последних сил отсалютовал пробежавшему мимо здоровенному капитану и с чувством выполненного долга рухнул между двух настороженных валунов.

Отдых – как же это прекрасно! Привалиться спиной к камню, промочить пересохшее горло глотком нагревшейся воды и закрыть глаза, отгородившись от войны золотистым призрачным шелком. Летом под солнцем надо спать и слушать шепот трав. Зачем беспокоиться? Зачем двигаться? Зачем убивать? Зачем…

– Пока остаемся здесь, – долетело из-за мерцающей завесы. – «Гуси» долго отдыхать не дадут, так что…

«Раненые… боеприпасы… рапорт начальству…» Надо встать и заняться тем же самым. И еще лошадьми. Давенпорт усилием воли разлепил веки. Пожилой, старше Чарльза где-то вдвое, офицер-пехотинец с разбитым в кровь лицом, устроившись у соседнего камня, деловито перезаряжал пистолеты, успевая при этом и на подчиненных покрикивать, и о превратностях судьбы рассуждать.

– Что, сударь, – прокашлял он, – чуть нас не распотрошили, как тех зайцев? Бергерам надо бы потом пива… выручили… И эти кавалеристы…

– Это «спруты», – лениво просветил мариенбуржца Чарльз. – Они на правом крыле стояли, и как только успели?

– Придду, – со знанием дела объяснил Бертольд, – еще на Печальном Языке нравилось между всяческих холмов резвиться. Одно слово, Зараза!

Пехотинец закончил с пистолетами и улыбнулся кривой из-за разбитых губ улыбкой:

– Да уж, Леворукий знает, что за денек! То чужие, как твари какие, из болота лезут, то свои с неба валятся…

Рокэ молчал, а в сапоге вылез и впился в пятку гвоздь. Вместе эти два обстоятельства напрочь убили очарование прогулки, которая и так излишне затянулась. Утренняя прохлада сменилась духотой, а неровные, усыпанные булыжниками и корягами склоны, которые выбирал Алва, раздражали, к тому же они были крайне неживописны.

– Унылые места, – не стал скрывать своего отвращения Марсель. – Я ведь говорил, что мне здесь не нравится?

– Трижды. Ты становишься сдержанным.

– Мужаю. Мы точно не заблудились?

– Мы почти пришли. Ты что-нибудь чувствуешь?

– А надо?

– Не уверен. – Алва остановился и внимательно посмотрел на Марселя. Выглядел соберано ужасно, а ведь из стены вышел как новенький, хотя на Зоиных тропах было довольно муторно. – Меня, похоже, здесь ждут, тебя – вряд ли.

– Значит, – сделал неизбежный вывод Валме, – поблизости скрывается дама. Или дамы. Когда они ждут тебя, то других не замечают, но я попробую не быть в тягость. На Бьетероццо, помнится, все остались довольны…

– Сядь, – велел Рокэ и, подавая пример, опустился на высунувшуюся из земли каменюку. – Попробуй сосредоточиться. Представь, что мы в бакранском святилище…

– Рожа! – осенило Валме. – Опять!

– «Рожа»?

– Сам посуди: мы в Надорах, пейзаж мерзкий, ты вот-вот свалишься… Не знаешь, горы становятся выходцами?

– Интересная мысль. – Алва прикрыл ладонями глаза; крови на руках вроде не было. – Кроме пейзажа тебя ничто не раздражает?

– Меня раздражаешь ты, – отрезал новый шмат правды-матки Валме. – Ладно, жену союзника покинул несовращенной, простительно, хоть и невежливо, но по требованию выходца лезть в дохлые горы, уж прости меня, глупо.

– Что ты подразумеваешь под «дохлыми»?

– Сравни с Сагранной.

– Со святилищем, где передавило бириссцев, сравнить в самом деле стóит. У Бакры ты на ландшафт не жаловался, хоть и углядел эту «Рожу».

– В алтаре, – уточнил виконт, – а тут я ее не вижу, а она висит и вот-вот шмякнется. На кого, кстати, я похож? Я не о прическе, а о цвете лица и так далее. Понимаешь, ты к полудню стал отвратительно выглядеть.

– Судя по всему, так и должно быть. С тобой все в порядке, что лишний раз доказывает – это тебя не касается.

– Зато я чего хочу, того и касаюсь, – передразнил старину Валтазара Марсель и вдруг вспомнил! – Коко называл Рожу ликом Полуночи и Полудня, может, по утрам и вечерам она не действует? Ты говоришь, мы почти пришли, подождем до заката. У Иссерциала герой если не в полдень гибнет, то в полночь, а старый охальник питался гальтарскими мифами. Может, это неспроста?

– А кто сказал, что умирать надо в сумерках? – отмахнулся Алва. – Днем убивают в бою, ночью – из-за угла, обычная логика. Что у тебя с ногой?