Коглин - Деннис Лихэйн

— Если в вас попадут чем-нибудь, не обращайте внимания. Если по нам начнут стрелять, я прикажу открыть ответный огонь. Только я. Вы не начинаете ответную стрельбу, пока не услышите мою команду.

Гарвардские мальчики наблюдали за ним, сияя улыбками.

— Когда мы достигнем Ди-стрит, — говорил Томас, — к нам присоединятся люди из Шестого участка. Вместе мы зажмем их в клещи и вытесним к Бродвейскому мосту. При этом уже не должно быть отставших. Все должны двигаться вместе.

Он добрался до двух развеселых гарвардцев. Те, задрав брови, глядели на него. Один — голубоглазый блондин, другой — шатен в очках, лоб в прыщах. Их приятели сидели рядом и с интересом ждали, что будет.

Томас спросил блондинчика:

— Как тебя зовут, сынок?

— Чес Хадсон, капитан.

— А твоего друга?

— Бенджамин Лорн, — ответил шатен. — Вот он я.

Томас кивнул ему и снова повернулся к Чесу:

— Тебе известно, сынок, что бывает, если не относишься к сражению серьезно?

Чес округлил глаза.

— Думаю, вы мне сейчас сами расскажете, капитан.

Томас ударил Бенджамина Лорна в лицо с такой силой, что студентик упал, а его очки отлетели в задний ряд. Лорн так и остался стоять на коленях, изо рта у него сочилась кровь.

Чес открыл было рот, но Томас сжал его челюсть.

— А бывает при этом, сынок, вот что: обычно страдает тот, кто рядом с тобой. — Томас глянул на дружков Чеса. — Сегодня вечером вы — блюстители закона. Ясно?

В ответ он получил восемь кивков.

Он снова посмотрел на Чеса:

— Мне все равно, кто твой папаша, сынок. Если ты сегодня вечером совершишь ошибку, я пристрелю тебя. — Он шмякнул Чеса о стену.

Снова повернулся к остальным:

— Еще вопросы?

Все шло гладко, пока они не добрались до Эф-стрит. В них бросали яйца, иногда камни, но в остальном толпа вела себя смирно, равномерно оттесняемая по Вест-Бродвею. Кое-кто бросал свои винтовки на тротуар, и по пути копы и добровольцы подбирали их. Спустя пять кварталов они уже несли по лишней винтовке на человека, и Томас приказал остановиться, чтобы разрядить отобранное оружие. Толпа тоже остановилась, и некоторые в ней явно засматривались на лишнее оружие. Тогда капитан приказал разбить трофейные винтовки о мостовую. Увидев это, толпа двинулась дальше, и довольно резво, а Томас уже начал ощущать ту уверенность, которую чувствовал вчера, когда очищал Эндрю-сквер вместе с Краули.

Однако на Эф-стрит они натолкнулись на радикалов: люди с плакатами, большевики, анархисты. На углу Эф-стрит и Бродвея завязалась схватка: дюжину добровольцев, замыкавших шествие, обошли с флангов и атаковали. В основном бунтовщики использовали обрезки труб, но вдруг Томас заметил какого-то парня с густой бородой, поднимающего пистолет; капитан выхватил собственный и выстрелил.

Пуля попала бородатому в плечо, и он упал. Томас навел револьвер на его соседа, большевики замерли. Томас посмотрел на своих людей и произнес:

— Цельсь!

Стволы винтовок взметнулись одновременно, как ноги танцовщиц кордебалета. Большевики побежали, спасая жизнь. У нескольких добровольцев обнаружились кровоточащие царапины и порезы, но ничего серьезного не было. Сержант Эйген осмотрел человека, в которого попал Томас:

— Будет жить, капитан.

— Тогда пусть лежит где лежит.

Они прошли еще два квартала. Толпа бежала перед ними. Затор возник, когда они добрались до территории 6-го участка. Капитан Мортон и его люди сдавливали толпу с боков, и она, стиснутая, бурлила между Дэ-стрит и Эй, совсем неподалеку от Бродвейского моста. На северной стороне Бродвея он увидел самого Мортона, и когда их глаза встретились, Томас жестом указал на юг, и Мортон кивнул. Томас и его люди рассыпались вдоль южной стороны улицы, а ребята Мортона заняли северную, и совместными усилиями они начали теснить по-настоящему. Напирали что было мочи. Сделали забор из винтовок и с помощью этой стали, и своей ярости, и своего страха гнали это человеческое стадо вперед. На протяжении нескольких кварталов они давили, жали и мяли, словно силясь втиснуть львиное семейство в мышиную нору. Томас уже потерял счет плевкам и тумакам, которые получал отовсюду, и по лицу и шее его текло что-то, источник чего невозможно было определить. Он все-таки нашел повод улыбнуться: его развеселил вид чистюли Чеса Хадсона со сломанным носом и черным фонарем под глазом.

Но лица в толпе только вгоняли во мрак. Ближайшие к Томасу физиономии, стопроцентно ирландские, как картошка и пьяные слезы, были искажены яростью и жалостью к себе. Словно они имеют право все это вытворять. Словно эта страна обязана дать им больше, чем она дала Томасу, когда он сошел с корабля на ее берег. Она же предоставила ему лишь шанс, только и всего. Ему хотелось вышвырнуть их назад в Ирландию, в объятия британцев, к их холодным полям, промозглым пабам, беззубым женщинам. Что их серая страна дала им, кроме уныния, меланхолии, пьянства и черного юмора вечно побежденных? И вот они явились сюда, в один из немногих городов мира, где им дали приют. Но ведут ли они себя как американцы? Проявляют ли уважение и благодарность? Нет. Ведут себя как цветные, только европейские. Да как они смеют? Когда все это схлынет, Томасу и другим добропорядочным ирландцам придется целых десять лет расхлебывать последствия. Будьте вы прокляты, думал он. Будьте прокляты, вы опозорили наш народ.

За Эй-стрит стало полегче. Бродвей здесь расширялся, образуя подобие площади на пересечении с каналом Форт-Пойнт. Уже виднелся Бродвейский мост, и сердце у Томаса радостно забилось, когда он различил впереди войска и грузовики. Он во второй раз за этот вечер улыбнулся, но в то же мгновение чья-то пуля попала сержанту Эйгену в живот, и тот упал. Томас и лейтенант Стоун добрались до него первыми. Еще одна пуля угодила в водосточную трубу совсем рядом с ними, и их люди стали отвечать на выстрелы. Дюжина винтовок грянула одновременно, когда Томас с лейтенантом подхватили Эйгена и потащили к тротуару.

А потом он увидел Джо. Мальчик бежал к мосту по северной стороне улицы. Томас узнал и человека, от которого удирал его сын: сутенер и зазывала по имени Рори Друн. Извращенец и насильник Рори Друн преследует его сына. Они донесли Эйгена до тротуара, опустили, прислонив спиной к стене, и Эйген спросил:

— Я помру, капитан?

— Нет, но тебе будет порядком больно, дружок.

Томас обшаривал взглядом толпу, высматривая Джо. Не нашел, зато вдруг увидел Коннора — тот не разбирая дороги несся к мосту, и Томас ощутил неожиданный, удививший его самого прилив гордости за среднего сына.

— Не упусти