Долина забвения - Эми Тан

— Ради моего спокойствия, — говорил он, — я хочу, чтобы ты считала себя китаянкой. Не бывает безопасности наполовину.

@@

В январе тысяча девятьсот тридцать восьмого года Верный вложил мне в руку письмо. Оно пришло от Флоры, и было адресовано «дяде Верному». В первый раз его назвали «дядей», и Верный так расчувствовался, что у него выступили слезы.

@

26 декабря 1938 года

Дорогой дядя Верный!

Если Вы за прошедшие девять лет получали от меня благодарственные письма, то их писала не я. Я вообще не знала о Ваших письмах — до сегодняшнего дня. Минерва Айвори, моя бывшая мать, перехватывала и письма, и подарки. Прежде всего хочу сказать, что на меня произвело большое впечатление, что Вы сохранили запонки моего отца, его автоматическое перо и сборник стихов. Должно быть. Вы с моим отцом были очень хорошими друзьями, раз Вы обеспокоились тем, чтобы отправить его вещи из самого Китая. Так что я хочу поблагодарить Вас за то, что Вы их прислали. Для меня это и правда много значит.

Также хочу поблагодарить за подарки на Рождество, особенно за маленькую нефритовую лошадку. Я и не знала, что это мой знак по китайскому гороскопу. Я полагаю, что рубины, которые у нее вместо глаз, ненастоящие? Очаровательный браслет-амулет я с удовольствием бы носила в десять лет: тогда я просто обожала такие вещи. Вы даже не представляете насколько. Вообще я немного удивлена, что Вы смогли так верно угадать, что может понравиться девочке.

Кстати, пока я искала Ваши письма, я наткнулась на те, которые были написаны отцом. В них недвусмысленно говорилось, что моя настоящая мать — не Минерва Айвори (она просто лгунья, которая писала Вам письма от моего имени). Я всегда об этом подозревала, и по множеству причин, в которые я сейчас не буду вдаваться, я была очень этому рада. Но узнав, что она мне не мать, я, естественно, начала задаваться вопросом, кто же моя настоящая мать. В последнем своем письме отец сообщал Минерве, что женился на женщине в Шанхае и она ждет их общего ребенка (меня). Беда в том, что он не сообщил ее имени. Понимаю, что спрашиваю наобум, но Вы, случайно, не знаете имя моей настоящей матери? Я понимаю, что все это было очень давно, и, насколько я знаю, она тоже умерла во время эпидемии, как и отец. В любом случае это уже не так важно. Мне просто любопытно. Но если она жива и Вы ее знаете, передавайте ей привет из Нью-Йорка.

С уважением, Флора Айвори

@

Р. S. Мне никогда не нравилась поэзия, но теперь, когда я узнала, как папа любил книжку, которую Вы мне послали, возможно, я попробую ее почитать. Как знать — может быть, мне понравится?

@

Верный был в ярости.

— Она не получала моих писем! Эта сука, называющая себя ее матерью, писала письма от ее имени! «Дорогой мистер Фан…» Все эти годы меня могли называть дядей!

— Теперь Флора знает… — это все, что я могла ему сказать.

Я обдумывала, что ей написать. Нужно ли ей рассказать, что ее вырвали из моих рук, что мы звали друг друга, не желая расставаться? Должна ли я рассказать, как Минерва и миссис Лэмп сделали все, чтобы я не смогла оставить ее себе? В итоге я высказала Флоре свою великую радость, что нашла ее, и что моим самым сокровенным желанием всегда было желание воссоединиться с ней.

@

Мне нужно так много рассказать тебе об отце и о том, как сильно мы с ним тебя любили. Но пока, если хочешь, ты можешь встретиться со своей бабушкой — она живет прямо там, в Кротон-он-Гудзон, и все эти годы присматривает за тобой.

@

Ответ мы получили в виде телеграммы: Флора желала встретиться с бабушкой.

@@

Мать сообщила, что договорилась с Флорой встретиться в парке, и как только девочка увидела ее на небольшом мостике, она резко выпалила:

— Я так и знала, что ты неспроста за мной ходишь. Я постоянно на тебя натыкалась. Я думала, что ты шпионишь за мной по просьбе родителей. Но потом я решила, что ты просто чокнутая старуха.

У нее не возникло мгновенной привязанности к бабушке. В основном она проявляла настороженное любопытство. Мать это понимала и сказала Флоре, что она только хотела заверить ее настоящую мать, что с Флорой все в порядке.

— Ты можешь сказать ей все что угодно, — ответила она. — Но как ты поймешь разницу между тем, когда я в порядке и когда нет? Я даже сама это не всегда понимаю.

Она рассказала моей матери, что узнала правду обо мне, когда приехала домой на Рождество. Ее мать отправилась во Флориду, чтобы провести там двухнедельный «медовый месяц» со своим новым мужем — «профессиональным вымогателем», как о нем выразилась Флора. В почтовом ящике Флора обнаружила письмо Верного и подарок в рождественской упаковке, внутри которой оказался шарф. Ей показалось странным, что в письме говорилось про «очередной рождественский подарок» и что он благодарил ее за последнее письмо. После этого она обыскала рабочий стол матери, все ее полки и чуланы. Минерва никогда ничего не выбрасывала, и Флора знала, что письма должны где- то быть. На чердаке она нашла несколько коробок из-под обуви, перевязанных бечевкой. Внутри оказались письма, и не только от дяди Верного, но и от отца. Она прочитала их все, ощутив тошноту, когда начала постепенно понимать, что произошло. Большинство писем были написаны еще до ее рождения. В них отец умолял Минерву дать ему развод и утверждал, что ни за что к ней не вернется, что он не любит ее и никогда не любил. В ранних письмах он упоминал, как Минерва и миссис Лэмп обманом склонили его к женитьбе. В других письмах он говорил, что она лгала ему о здоровье отца, чтобы заманить домой. А потом Флора нашла письмо, в котором он признавался, что полюбил другую женщину, что сделал ее своей шанхайской женой. «Скоро у нас родится ребенок, — сообщал он, — настоящий ребенок, а не выдумка, которой ты заманила меня под венец. Неужели это не достаточное доказательство, что я никогда к тебе не вернусь?» На письме стояла дата «15 ноября 1918 года», и оно было последним письмом от отца.

Флора сказала моей матери, что хочет знать правду — кем была ее настоящая мать, почему она жила в Шанхае и как встретилась с отцом.

— Но мне не нужно красивой лжи. Меня кормили ею всю жизнь. Я не хочу позже обнаружить, что меня снова обманывали. Если факты будут некрасивыми, я смогу их принять. Мне не важно, какие они, лишь бы знать правду.

@

Я начала рассказ с того, что ее мать была наполовину китаянкой. Сначала Флора потеряла дар речи от удивления, а потом рассмеялась и сказала: «Ну разве не иронично?» Оказалось, что, когда ей было тринадцать или четырнадцать лет, она просила Минерву сходить с ней в китайский ресторан в Олбани. Минерва утверждала, что Флоре не понравится китайская еда. Девочка спросила, почему она так думает, и пришла в ярость, когда Минерва ничего ей не ответила и просто проехала мимо ресторана. Когда Флоре было шестнадцать, они с ее парнем — тем самым, из плохой компании, о котором я тебе рассказывала, — поехали в Олбани и попробовали китайскую еду. Она сказала, что сделала это назло Минерве, но оказалось, что ей все блюда очень понравились. Я сообщила Флоре, что, когда она была маленькая, она наверняка ела больше китайской еды, чем западной. И она ответила: «Ну разумеется, она мне нравилась. Ведь я на четверть китаянка».