Золотой дождь - Джон Гришэм

— Нет, ваша честь, — бормочет Лео, даже невставая. Его приспешники лихорадочно сгребают со стола бумаги и рассовывают ихпо атташе-кейсам. Им не терпится унести отсюда ноги. За всю историю штатаТеннесси это крупнейший судебный вердикт, и на них теперь навсегда останетсянесмываемое клеймо. Не будь я настолько разбит и опустошен, я бы подошел к ними пожал им руки. Это было бы шикарно, но сейчас у меня просто нет сил. Мне кудапроще сидеть рядышком с Дот и пялиться на имя Донни Рэй в моем блокноте.

Богачом я себя не ощущаю. Рассмотрениеапелляций займет целый год, а то и два. Размеры вердикта настолько неимоверны,что нападки на него будут самые бешеные. Словом, скучать мне не придется.

Но сейчас меня мутит от одних мыслей проработу, и я мечтаю об одном: сесть на самолет и махнуть на необитаемый остров.

Киплер стучит молоточком, возвещая обофициальном завершении процесса. Я перевожу взгляд на Дот и вижу в её глазахслезы. Я спрашиваю, как она себя чувствует. Дек обрушивается на нас споздравлениями. Он мертвенно бледен, но рот у него до ушей, заячьи резцысверкают. Все мое внимание приковано к Дот. До сих пор она держаласьмужественно, но сейчас, похоже, начала сдавать. Я похлопываю её по руке ипротягиваю салфетку.

Букер треплет меня по затылку и обещаетзвякнуть на следующей недельке. Сияющие Купер Джексон, Хэрли и Гренфелднаперебой поздравляют меня. Им нужно спешить на самолет. В понедельникпоболтаем. Репортер из Кливленда приближается ко мне вплотную, но яотмахиваюсь. Я и остальных-то вполуха слушаю, так беспокоит меня состояние моейклиентки. Она уже почти рыдает.

Краешком глаза я замечаю, как Драммонд и егоприхвостни спешно покидают зал, навьюченные, как мулы. Мы так и не обменялисьни единым словом. Дорого я дал бы за то, чтобы обратиться сейчас в муху ипоползать по стене в конторе «Трень-Брень».

Стенографистка, пристав и секретарь собираютсвои бумаги и также покидают зал. В опустевшем помещении остаемся только мы сДот и Деком. Мне нужно заглянуть к Киплеру, чтобы поблагодарить его за опеку иподдержку. Пока же я держу за руку Дот, которая рыдает в три ручья. Дек сидитрядом и помалкивает. Я тоже молчу. Глаза мои застилают слезы, сердце щемит. Дотэти деньги ни к чему. Ей бы сына вернуть.

Кто-то, должно быть, пристав, выключает свет,и зал погружается в полутьму. Ни один из нас не шевелится. Дот понемногууспокаивается. Она утирает слезы с помощью моей салфетки, а иногда и простотыльной стороной ладони.

— Вы уж меня извините, — говорит она наконецсдавленным голосом. Больше задерживаться здесь она не хочет, и мы уходим. Япохлопываю её по руке, а Дек собирает наше барахло и распихивает его по тремпортфелям.

Мы выбираемся из сумрачного зала воблицованный мрамором коридор. Уже почти пять часов вечера и народу, по случаюпятницы, раз, два и обчелся. Ни видеокамер, ни репортеров, ни толпы — никто невстречает адвоката-триумфатора.

Нас вообще никто не замечает.

Наша контора — последнее место на свете, кудамне хочется сейчас идти. Я настолько устал и оглушен, что и в бар меня нетянет, тем более что рядом только Дек, который и капли в рот не берет. Вдобавокя прекрасно понимаю, что всего от пары рюмок вырублюсь напрочь. Надо было,конечно, организовать какую-нибудь вечеринку, но, имея дело с присяжными,никогда нельзя наперед рассчитывать на успех.

Может, наверстаю упущенное завтра. К томувремени я уже должен прийти в себя и осознать всю грандиозность вынесенногонакануне вердикта. Да, завтра я обрету под ногами почву. Тогда и отпраздную.

Выйдя из здания суда, я прощаюсь с Деком,поясняя, что валюсь с ног от усталости. Позже встретимся. Вид у нас обоихсовершенно обалдевший, и каждому из нас желательно побыть одному, чтобыосознать случившееся. Я сажусь в «вольво», качу домой, отпираю дом мисс Берди исовершаю обычный обход. Все как всегда. Ничего примечательного. Я располагаюсьво внутреннем дворике и впервые мечтаю о том, как потратить деньги. Когда,интересно, я сумею купить или построить свой первый дом? А какой машинойобзаведусь? Я пытаюсь избавиться от навязчивых мыслей, но они упорно лезут вголову. Шестнадцать с половиной миллионов долларов! Такая сумма не укладываетсяв голове. Я прекрасно понимаю, что все ещё может сто раз перемениться. Вердиктопротестуют и дело отправят на пересмотр; новый суд вынесет другой приговор, ия останусь на бобах; апелляционный суд резко сократит сумму морального ущерба,а то и вовсе отменит прежнее решение. Да, дело может принять любой оборот,однако сейчас я сижу и трачу деньги.

Я предаюсь мечтаниям до захода солнца.Свежеет, и я ежусь от холода. Возможно, завтра я начну осознавать всюзначимость содеянного. Теперь же я начинаю испытывать ни с чем не сравнимоеоблегчение, как будто очистился от скверны. Почти год я жил с камнем в душе,люто ненавидя таинственную махину под названием «Прекрасный дар жизни». Менясжигала бешеная злоба к её сотрудникам, к людям, повинным в смерти ни в чем неповинного парнишки. Пусть земля будет пухом Донни Рэю. Надеюсь, ангелырасскажут ему, как я отомстил за него.

Я вывел этих негодяев на чистую воду. Отнынеони мне безразличны.

* * *

С помощью вилки Келли отщипывает крохотныекусочки от тонюсенькой, почти прозрачной пиццы, и отправляет в рот. Губы у неёвсе такие же распухшие и бесформенные, жевать больно. Мы сидим, прислонясьспинами к стене и вытянув ноги, на её односпальной кровати и пощипываем пиццу.По небольшому телевизору «Сони», установленному на комоде напротив нас, крутяткакой-то старый вестерн с Джоном Уэйном [13].

Келли сидит босиком, на ней тренировочныйкостюм мышиного цвета, и мне виден тонкий шрам на её правой лодыжке — следпрошлогоднего перелома. Келли вымыла голову и соорудила на затылке «конскийхвост». Ногти выкрасила в ярко-алый цвет. Она бодрится и пытается поддерживатьбеседу, но то и дело морщится от боли. Разговор не клеится. Меня никогда не избивалидо полусмерти, и мне сложно представить её ощущения. К физической боли-то имне, конечно, не привыкать, но вот познать страх, угнездившийся в её голове,крайне затруднительно. Интересно, на каком этапе этот выродок решил, что с неёхватит, и прекратил экзекуцию, чтобы полюбоваться на свою работу?

Я гоню эти мысли прочь. Я не расспрашивал обэтом Келли, да и сейчас не собираюсь. От Клиффа пока ни слуху, ни духу.