Майя - Ричард Адамс

– В таком случае, мой повелитель, мы постараемся исполнить ваше пожелание, – торопливо произнес Кембри. – Вместо тонильданки можно предложить другую… – Он остановился и пристально посмотрел на Дераккона, хотя в темноте не мог разглядеть выражения его лица. – Знаете, что я подумал… Сенчо в Бекле не любили, а когда он приказал убить Энка-Мардета, то вообще возненавидели, особенно когда узнали, что верховный советник баронскую дочь в невольницы взял.

– А при чем здесь… – недоуменно начал Дераккон.

– Разумеется, народ проникся сочувствием к невинной жертве произвола, – невозмутимо продолжил Кембри. – Особенно после того, как мой сын заявил жрецам и Форниде, что готов встать на защиту бедняжки, которую незаконно объявили рабыней. Мильвасена – очень красивая девушка. Если ее изберут благой владычицей, то бунтовщики в Хальконе и мятежные хельдрилы успокоятся.

– А то, что она связана с вашим сыном…

– Как раз это народу очень понравится, – убежденно заявил маршал. – Прославленный юный герой вернется с победой и получит в жены благую владычицу. Как бы то ни было, у нас есть выбор. С точки зрения Леопардов, подойдет любая из девушек, однако мне кажется, что Мильвасена лучше.

– Пожалуй, вы правы, – пробормотал Дераккон.

Они молча подошли к лестнице с крепостной стены, в трехстах шагах от входа в западное крыло дворца Баронов. Кембри остановился и, оглянувшись по сторонам – не слышит ли кто, – шепотом спросил:

– Значит, вы с ней поговорите?

– С кем? Что вы имеете в виду? – удивился Дераккон.

– Мой повелитель, Форниду следует уведомить, что в третий раз ее благой владычицей не изберут. Вы же понимаете, из уважения к ее сану это полагается сделать верховному барону Беклы.

Наступившее молчание затянулось.

– У нее же нет законной власти, мой повелитель, – не выдержал Эльвер-ка-Виррион.

Заявление не внушило Дераккону уверенности.

– Увы, у нее своя власть, – мрачно промолвил он и с заметным усилием добавил, будто только что вспомнил о своем высоком положении: – Что ж, маршал, я обдумаю ваши слова и извещу вас о своих намерениях. А теперь ступайте.

Маршал с сыном поклонились и спустились по ступеням. Дераккон отвернулся и задумчиво поглядел в небо, где ярко мерцали звездные россыпи Леспы.

После ухода Мильвасены Майя отправилась в сластную лавку, передать старухе предупреждение Оккулы.

Все оказалось гораздо проще, чем предполагала Майя, хотя лавку пришлось долго искать. Возчик екжи, совершенно не представляя, кого везет, недовольно бурчал, волоча повозку по улочкам. Наконец у особняка неподалеку от башни Сирот, там, где когда-то жил Эвд-Экахлон, Майя вспомнила, где именно в тот день покупала трильсу.

Сластная лавка находилась в переулке, выходящем на Шельдад. Ярким летним днем она выглядела чуть иначе – места, куда возвращаешься после долгого отсутствия, часто кажутся незнакомыми. Майя остановила возчика, пересекла улочку и вошла в дверь.

Старуха сидела за прилавком, а ее сын возился в кладовой, где дородный, видный из себя мужчина, судя по всему – дворецкий из верхнего города, закупал сласти для пиршества. Через несколько минут лавочник подошел к Майе, но она, помотав головой, указала на старуху.

Важный дворецкий назвал адрес в верхнем городе, куда требовалось немедленно доставить покупки, еще раз сверился с длинным списком и, наконец, удалился, провожаемый улыбками и поклонами старухи и ее сына.

– Добрый вечер, хозяюшка, – негромко сказала Майя. – Да благословят тебя Келинна и Бакрида. В прошлый раз ты мне не велела больше приходить, поэтому я долго не задержусь. Оккула, чернокожая невольница, еще жива и шлет тебе поклон. Ее в день убийства верховного советника задержали. Она велела тебе побыстрее ноги уносить.

– Так я и думала, – ответила старуха. – Она не сказала куда?

Майя, помотав головой, вытащила десятимельдовую монетку.

– В Урту? – предположила она. – Продай мне чего-нибудь вкусненького, чтобы возчик ничего не заподозрил.

Чуть погодя екжа выехала на Шельдад, свернула влево, к Караванному рынку, и неожиданно остановилась. Люди, телеги и повозки теснились у лавок по обеим сторонам улицы, носильщики и возчики толкались и переругивались. Майин возница повернул екжу и утер лицо рукавом.

– Почему стоим? – спросила Майя. – Мне бы до дому побыстрее добраться.

– Придется подождать, сайет, – ответил возчик. – Там узников ведут.

По обеим сторонам улицы маршировали колонны солдат, отгоняя с пути прохожих. Со стороны Караванного рынка слышались гневные, озлобленные восклицания – резкие выкрики пронзали воздух, как гвозди, торчащие из дубинки.

– Ой, что происходит? – испуганно спросила Майя. – Да отвечай же!

– Не тревожьтесь, сайет, это ненадолго. Говорят, смутьянов из Тонильды привели, ну, тех, что хельдрилам помогают.

Из ворот рынка медленно и напряженно вышел тризат, следом за ним – десять охранников, построенных в две колонны. В руках у солдат были не копья, а кнуты; лбы покрывала испарина; на усталых, запыленных лицах застыло угрюмое, суровое выражение, как будто стражники целый день усмиряли мятежников или в шторм вели утлый челн к берегу. Солдаты зорко глядели по сторонам, то и дело указывая на что-то и предупреждая своих товарищей.

Пленники, поддерживая друг друга и с трудом переставляя ноги, брели по мостовой, как стадо скота, подгоняемое пастухами. Вид у них был чрезвычайно жалкий – даже солдаты после проигранного сражения выглядят лучше. Бедняги в лохмотьях, с мрачными, изможденными лицами, смотрели перед собой невидящими глазами, в которых светилось неприкрытое отчаяние и страх. Майя невольно содрогнулась, увидев среди узников женщин – немытых, нечесаных, покрытых синяками и ссадинами; похоже, им досталось больше всех. Какой-то высокий костлявый мужчина в обтрепанной одежде шел, гордо вскинув голову и напевая песенку, – впрочем, когда он приблизился, стало ясно, что он обезумел и не понимает, что происходит. Следом за ним хромали двое, поддерживая под локти еле живую женщину. Еще кто-то, прижав к груди скованные наручниками запястья и широко расставив локти, раскачивался на ходу из стороны в сторону, будто калека, пустившийся в пляс. Узников было человек пятьдесят, и каждый из них выглядел так ужасно, что напугал бы деревенских ребятишек.

Как только пленников вывели на Шельдад, толпа разразилась презрительными выкриками и издевательским смехом. Какой-то торговец через головы солдат ткнул поющего безумца длинным шестом, которым обычно закрывали ставни лавки. В узников полетели объедки, поленья, булыжники, прохудившиеся башмаки и даже дохлая крыса. Один из пленников споткнулся и упал; его тут же забросали гнилыми фруктами, но кто-то из солдат сжалился над несчастным, грубо поставил на ноги и оттащил в сторону. Тризат громко отдавал приказы, постоянно оглядываясь и подгоняя стражников.