Ледяная колыбель - Джим Чайковски

Никс подняла к нему руки и распустила золотые ленты напева, ободряющего и приветливого. Повторила ему свои последние слова – как мелодией, так и голосом:

– Вернись ко мне!

Он подлетел на уровень мостков, промахнулся, а затем единственным взмахом крыльев метнулся вплотную к ней. Попытался присоединиться к ней на площадке, но там едва хватало места. Никс отскочила в сторону, задетая его крыльями, и ухватилась за перекладину лестницы, чтобы удержаться на ногах.

Баашалийя попробовал пристроиться рядом с ней, но ему никак не удавалось уместить огромные лапы на узеньких мостках. Затем подцепил когтем свое старое тело и столкнул его с площадки, чтобы освободить место. Никс ахнула и потянулась было следом, но тут же отдернула руку. Она уже как могла попрощалась с ним.

Когда Баашалийя наконец обрел равновесие и сложил крылья, Никс сумела хорошенько его рассмотреть. Он переминался на лапах, как делал всегда, когда радовался или нервничал – или и то и другое сразу. Это был прежний Баашалийя. Хотя она подозревала, что ей придется постоянно напоминать себе об этом.

Раньше его макушка едва доставала ей до носа. Теперь массивная башка в стальном шлеме возвышалась далеко над ней. Ей пришлось вытянуть руку, чтобы почесать его под подбородком. Он склонил голову набок, словно проверяя вес этой стали, и в отчаянии заскулил.

Никс протянула было руку к его сердцу, а затем передвинула ладонь выше.

«Он и вправду стал намного выше».

Она пропела обещание, словами подкрепляя его:

– Мы снимем с тебя этот шлем.

«И вытащим из тебя эти медные иглы».

Баашалийя продолжал неловко переминаться, на сей раз явно нервничая. Скосил сначала один глаз, а потом другой – на кровь, на нож, все еще лежащий на платформе. В горле у него застрял стон – он даже сейчас просил прощения, полагая, что сделал что-то не так.

– Нет, мой милый мальчик! – Никс потянулась к нему, все еще балансируя на одной ноге и скрывая гримасу боли, чтобы не напугать его. – Ты – само совершенство!

Баашалийя наклонил голову вниз. Она обвила руками его шею и прижалась к нему. От него исходил отвратительный запах жестокого обращения – вонь экскрементов из плохо ухоженного загона, горелой шерсти от наказаний. На шее у него Никс нащупала шрамы от цепей и стальных ошейников, ощутив рефлекторную дрожь тела, повидавшего слишком много мучений.

«Прости, что мне пришлось дать тебе такое тело!»

Баашалийя толкнулся в нее носом, нуждаясь в большем утешении, и чуть не столкнул ее с мостков своей огромной тушей. Она вцепилась в него еще крепче, закрыла глаза и запела ему. Использовала оставшийся внутри нее огонь, чтобы согреть свое сияние. Позволила ему проникнуть в его собственное испуганное сердце – дать ему понять, что он любим. Баашалийя постепенно присоединился к ней, тихонько попискивая и снова переминаясь, но уже более удовлетворенно. Никс наслаивала друг на друга мотивы, которые были и воспоминаниями, и обещаниями. Она выразила свою печаль и стыд за то, что сделала с ним, прося у него прощения.

Он в ответ дал ей знать, что полностью доверяет ей. Никс прижалась лбом к его груди:

– Спасибо тебе…

Потом выпрямилась и потерла слишком высокие уши. Ощутила прикосновение бархата к своей шее. Такие прикосновения еще больше, чем общее сияние, сблизили их. Они напевали вместе до тех пор, пока его сердце не перестало панически колотиться в груди – пока Баашалийя понемногу не начал находить себя в этом новом теле.

И тут в обоих ударила молния.

На миг скованная, Никс ощутила вспышку изумрудного огня. Пламя, до сих пор горевшее у него в черепе, стремилось господствовать и порабощать. Безумие переливалось через край, готовое лишить рассудка, оставив лишь бездумное повиновение.

Никс ахнула и уставилась вверх.

«Нет!»

Вниз по колодцу посыпались зазубренные разряды энергии, задевая за стены и рикошетируя от них. Они ударили по стальному шлему и рассыпались по его поверхности, требуя подчинения.

Баашалийя вскрикнул, падая с мостков. Никс машинально прыгнула вслед, упав ему на спину. Вцепилась в загривок и крепко держалась за него, пока он трепетал и боролся, пытаясь вновь обрести себя. Никс не обрывала напев, защищая Баашалийю – отказываясь отпускать его.

Она направила свой огонь ему в голову. Он был еще слишком уязвим, чтобы бороться самостоятельно – сопротивляться пыткам, требующим повиновения. Никс впитала эту боль и безумие в себя, лишив их своего крылатого брата.

Наконец Баашалийя достаточно оправился, чтобы выровнять свой полет.

Никс посмотрела вверх, полная ярости, граничащей с безумием, переполненная огнем – как золотым, так и изумрудным. Набрав полную грудь воздуха, она выкрикнула одно слово, одну команду, одно обещание.

Никогда!

* * *

Даал съежился, когда внутри купола разразилась новая буря, исходящая с вражеской баржи наверху. Молнии каскадом сыпались из-за отверстия в куполе, ослепляя своим злобным свечением. Они с треском змеились вдоль хрустальных стен, искрили яростными изумрудными вспышками, а вскоре сгустились в зловещий мерцающий туман, который бешено метался между стенами.

И все же Даал сумел прочесть закономерность в этих беспорядочных метаниях.

– Они ищут… – прошептал он.

Закрутившись винтом, россыпь молний заплясала над сферой, а затем устремилась вниз, в колодец.

Туда, где исчез зверь.

Грейлин и Джейс стояли по бокам от Даала.

– Ищут кого? – спросил Джейс. – Никс?

Даал покачал головой:

– Думаю, то крылатое чудище.

Словно вызванная его словами, из-под сферы вырвалась огромная тень. Черные крылья накренились и описали широкую дугу под куполом. Привлеченные их полетом, огонь и молнии набросились на них, нанося удары со всех сторон одновременно. Огонь стал таким яростным, что зверь почти полностью скрылся в этом пламени.

А затем вновь вырвался на свободу, оставляя за собой огненный след.

Даал пригляделся, ожидая, что эта энергия сосредоточится на стальном шлеме летучей мыши, образуя огненный ореол. Хотя там и вправду плясало несколько искр, бо́льшая часть молний, отскочив от шлема, попадали в фигурку, которая, низко пригнувшись, прижалась к спине крылатого зверя. Выглядело это так, будто всадник черпал эту враждебную энергию, принимая на себя основной удар.

Из-за всего этого ослепительного блеска и расстояния Даал не мог разглядеть, кто сидел верхом на этом монстре, но все равно сразу понял, кто это. Легкое золотистое сияние вокруг плеч крохотной фигурки, прильнувшей к шее огромной летучей мыши, не оставляло в этом никаких сомнений.

Его охватили ужас и тревога.

Никто не смог бы противостоять такому натиску. Даже Никс.

* * *

Оседлав столб огня, Никс вцепилась пальцами в мех Баашалийи, изо всех сил обхватив его коленями. Сломанная голень отдавалась в бедро остриями боли, но она выжгла самую сильную боль.

Когда Никс стрелой пролетала через купол, изумрудная энергия наполняла воздух и легкие, распространялась по коже. Темная бездна внутри нее взвыла от этой силы. Никс отталкивала эту силу, отметая ее требования, намереваясь продержаться как можно дольше.

Вместо нее она сосредоточилась на двух золотых поводьях обуздывающего напева – мерцающих шнурах, протянувшихся от ее плеч к стальному шлему, – привязала их концы к медным иглам, надежно закрепив их там.

С каждым ударом по стальному шлему Никс отводила зеленый огонь от Баашалийи. И хоть и не могла полностью избавить его от всей этой ужасной энергии, ей хотелось надеяться, что этого достаточно. Низко пригнувшись к его теплу, слившись с его сиянием, она пожелала ему уверенности в собственных силах и вложила в него память о древних всадниках рааш’ке, чтобы помочь ему нести ее, но в основном просто защищала его.

И все это время внутри нее беззвучно нарастал крик.

Это тоже был напев.

Никс создала новую мелодию – более мрачную, язвительную балладу о безумии и силе – и подпитывала ее этим изумрудным огнем, чтобы уберечь себя от темной бездны, чтобы сохранить рассудок.

Она поднималась по этому огненно-зеленому приливу все выше и выше, и с каждым взмахом крыльев Баашалийи крик безумия все нарастал. Достигнув вершины, они вырвались из круглого отверстия в куполе. Резко накренившись, Баашалийя увернулся от киля баржи и сделал