История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3 - Луи Адольф Тьер

глубочайшее и роковое для нас благоразумие, которое при всей его пагубности для нас заслуживает, тем не менее, восхищения потомства.

Вследствие чего он решил, что в ночь на 14 сентября будет произведено отступление, армия пройдет через Москву, избегая арьергардных боев, чтобы великий город не был подожжен снарядами; затем она проследует не на Калужскую дорогу, а на Рязанскую, с которой было нетрудно, посредством недолгого обхода, перейти несколько дней спустя на Калужскую, где и предстояло впоследствии действовать.

Приняв решение, одно из важнейших когда-либо им принимавшихся и так его прославившее, Кутузов объявил о нем с твердостью, как ни неприятно ему было возмущение армии и какие бы опасения ни внушал ему гнев московского населения.

Нужно было предупредить Ростопчина, человека диких страстей, спрятанных под маской лощеных манер, и патриотизма, доведенного до фанатизма. Он был готов пожертвовать и самим городом, ради того чтобы погубить еще двадцать – тридцать тысяч французов, и думал, что после сожжения стольких деревень нет ни одной достойной причины жалеть Москву. Тщетность надежд, которые поддерживал в нем Кутузов, привела губернатора в глубокое раздражение; но времени на взаимные упреки не оставалось, нужно было готовить эвакуацию.

В избытке ненависти Ростопчин не желал, чтобы в Москве оставался хоть один русский, дабы украсить триумф французов, оказать им какие-либо услуги или доставить им случай выказать милость к побежденным. Использовав власть губернатора, он предписал всем жителям немедленно покинуть Москву, взяв с собой всё, что они смогут унести, и пригрозил самыми суровыми карами тем, кто не покинет ее завтра. Вдобавок о поведении французов были распространены столь жестокие клеветнические слухи, что не было нужды в угрозах, чтобы заставить население бежать при их приближении. Ростопчин рассчитывал сдать неприятелю мертвый пустой город.

Он хотел и большего: не просчитывая возможных последствий и не зная, каков будет результат, он хотел сдать им вместо райской обители груду пепла, среди которой они не найдут никаких средств существования, которая станет свидетельством ужасной ненависти к ним и объявлением войны насмерть. Он никому не рассказал о своих тайных замыслах. Под предлогом изготовления адской машины против неприятельской армии он собрал в одном из своих садов огромное количество горючих материалов. Когда настало время уезжать, за час до эвакуации, он выпустил из тюрем осужденных преступников, сделав их доверенными лицами, сообщниками и исполнителями своего плана. Он поручил им тотчас по оставлению города жителями начать скрытно поджигать его и продолжать поджоги безостановочно и без шума, объявив, что на этот раз, разоряя родину, они сослужат ей великую службу. Для руководства ими в этой жестокой миссии он приставил к злодеям нескольких полицейских. Отдав эти распоряжения, граф Ростопчин побоялся оставлять в руках французов средства тушения огня, весьма совершенные в городах, построенных из дерева, и вывез с собой из города все пожарные насосы. Он выехал из Москвы вслед за армией утром 14 сентября, не взяв с собой ничего из своих богатств и утешаясь мыслью о том, какой ужасный сюрприз приготовил французам.

Русская армия потратила весь вечер, всю ночь на 14 сентября и часть следующего дня на прохождение через Москву. Войска, задерживаемые у моста через реку, который был единственным в этом месте, скапливались в Дорогомиловском предместье, и поскольку затор усиливался, приняли решение переходить реку вброд, что положило конец давке. Кутузов спрятался среди своих солдат, проходя через Москву; Барклай-де-Толли, напротив, подчеркнуто двигался верхом во главе. Беспорядок в несчастной столице достиг предела. Богачи (дворяне и купцы) уже разъехались по самым отдаленным имениям. Остальные жители решились в душевном отчаянии покинуть жилища, увозя семьи и имущество на повозках, или унося на плечах и сгибаясь под тяжкой ношей. Простые люди, не зная, куда идти и как быть дальше, машинально следовали за армией, испуская ужасные стоны.

Однако не все жители несчастного города согласились покинуть его. Некоторые сочли слишком великой жертву, которой от них требовали, другие, более просвещенные, знали, что французы не жгут, не грабят и не убивают и даже редко пользуются правом войны в покоренных городах. Все они предпочли остаться с победителями, а не бежать вслед за армией, направление и намерения которой им были неизвестны. Для этих несчастных настала минута ужасного волнения. Утром 14-го они вдруг узнали, что, в то время как войска покидают город вместе с городскими властями, три тысячи злодеев, ускользнувших из тюрем, взламывают лавки, что к ним уже присоединилась чернь, и все вместе они предаются пьянству и грабежу. Несчастные жители, запершись в домах, с нетерпением ждали, когда на смену одной армии придет другая.

В таком жестоком замешательстве протекла вся первая половина дня 14 сентября, пока русская армия медленно проходила по улицам Москвы, а ее парки, обозы и раненые двигались еще медленнее. Генерал Милорадович, командовавший арьергардом, чувствуя, что для завершения эвакуации ему понадобится несколько часов, задумал заключить с авангардом французов устное соглашение, и предложил приостановить все военные действия, как в интересах тех, кто вступал в столицу, так и в интересах тех, кто ее оставлял, ибо если завяжется бой, сказал генерал, он полон решимости обороняться до последнего, и тогда город быстро погибнет в пламени. К Мюрату послали офицера с предложением об этом своеобразном перемирии.

Тем временем французская армия быстрым шагом выдвигалась к высотам, с которых надеялась увидеть, наконец, великий град Москву. Принц Евгений, подходивший из Звенигорода, двигался слева от армии, князь Понятовский, от Вереи, двигался справа, а основная часть армии с Мюратом во главе, Даву и Неем в центре и гвардией позади, следовала по большой Смоленской дороге. Наполеон, верхом с раннего утра, ехал среди своих солдат. Погода была ясной, но, несмотря на жару, шаг ускоряли, чтобы взойти на высоты, с которых можно будет увидеть, наконец, долгожданную столицу.

Офицер, посланный Милорадовичем, был прекрасно принят и получил то, о чем просил, ибо у французов не было ни малейшего желания поджигать Москву. Ему обещали не стрелять, при условии, добавил Наполеон, что русская армия продолжит, не останавливаясь ни на минуту, двигаться через город.

Мюрат получил предписание выдвигаться быстро, дабы предупредить беспорядки. Вперед был отправлен генерал Дюронель, чтобы договориться с властями и привести их к ногам победителя, желавшего получить признание и успокоить страхи. Деннье было поручено подготовить продовольствие и квартиры для армии. Мюрат с легкой кавалерией пробрался, наконец, через Дорогомиловское предместье к мосту через Москву-реку. Там он обнаружил русский арьергард, который отходил, уступая место французскому авангарду. Мюрат в сопровождении штаба и кавалерийского подразделения устремился на московские улицы, проехал через бедные и богатые кварталы, мимо прижавшихся друг к другу деревянных домишек и великолепных