История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3 - Луи Адольф Тьер

ним и разгромить, после чего можно будет спокойно спать в Москве, хоть всю зиму, если угодно. Наполеон придерживался такого же мнения, лишь бы не пришлось идти за русскими слишком далеко. Ведь армия находилась в Москве только семь дней, четыре из которых прошли среди пламени, и он не хотел отрывать солдат от первого сладостного отдыха, разве только для нанесения решающего удара. Наполеон стал готовиться к выступлению, но оставил пока без движения армейские корпуса, ожидая, когда ему откроют тайну новой позиции русских.

А вот каковы в это время были решения генерала Кутузова и движения его армии. Первоначальным планом, согласованным с адъютантом Александра офицером Мишо, было отступление за Оку. За Окой армия была бы хорошо прикрыта и могла сытно кормиться дарами южных провинций, доставляемых из Калуги по Оке. Но отступить за Оку значило слишком отдалиться от французов, оставить им обширное пространство для фуражирования и бесконечно усилить падение морального духа армии, которая считала, что не справилась со своей миссией, не сумев защитить Москву. Уныние в русской армии дошло до предела, а вид тысяч семейств, тащившихся за ней следом пешком и на повозках, никак не уменьшал угнетавшие солдат горькие чувства. И Кутузов, при всей его русскости, постепенно становился ничуть не более популярным, чем Барклай-де-Толли. Дабы вернуть себе популярность, он распространял слухи, будто не хотел оставлять Москву и был принужден к этому некоторыми военачальниками, намекая на Барклая-де-Толли и Беннигсена, ибо после гибели Багратиона тот сделался его последним соперником.

Таково было положение вещей, когда вдруг в ужасную ночь на 17 сентября неистовый ветер с северо-запада донес до русской армии, идущей в обход вокруг Москвы, рев и мрачные отсветы пожара. Пугающая картина, возникшая на горизонте подобно извергающемуся вулкану, сорвала солдат и беженцев с биваков, и все поднялись, созерцая катастрофу в древней столице их отечества. Подлинный поджигатель, граф Ростопчин, и Кутузов, который не знал о секрете Ростопчина, но догадывался о нем, поспешили объявить, что Москву подожгли французы, и эта невероятная клевета с необычайной быстротой распространилась в народе и армии. Все в один голос требовали отмщения, хотели тотчас идти в бой. Так, сжегши Москву, Ростопчин ничего не лишил французов, ибо в огромной столице осталось достаточно крыш, чтобы приютить их, и достаточно пищи, чтобы прокормить, но вырыл между народами пропасть, пробудил против французов национальную ненависть, сделал невозможными переговоры и возродил энергию русской армии, начавшую приходить в уныние от своего видимого бессилия.

Теперь было не время отдаляться от французов и оставлять им свободу действий. Двигаться по Рязанской дороге до Коломны на Оке значило демонстрировать излишнюю осторожность. И Кутузов, дойдя до берегов Москвы-реки, счел должным остановиться и предпринять в этом месте запланированное фланговое движение вокруг французской армии.

Воспользовавшись переговорами между генералом Себастиани и генералом Раевским, которые они вели с целью избежать бесполезных столкновений, генерал Кутузов приказал предоставить французам всё, что они захотят, усыпить их бдительность и полностью скрыть от них направление движения. И, начиная с 17 сентября, в то время как кавалерийский арьергард продолжал беспечно двигаться по Рязанской дороге, увлекая за собой генерала Себастиани, основная часть армии принялась поворачивать с юго-востока на юго-запад и передвинулась за Пахру. Именно за Пахрой, а не за Окой, занял позицию Кутузов, расположившись не непосредственно на линии коммуникаций французов, но рядом с ней, и имея возможность передвинуться к ней за один марш.

Прибыв 18-го в Подольск, Кутузов 19-го был в Красной Пахре. Именно из этого пункта, расположенного точно на юго-западе, очень близко к линии коммуникаций французов, он и посылал казаков на Смоленскую дорогу, чтобы захватывать посты и конвои неприятеля, что насторожило Наполеона и заставило его принять меры, о которых мы только что рассказали.

Такова была позиция русской армии, когда корпуса Мюрата и Бессьера принялись искать ее к юго-востоку на Рязанской дороге и к югу на Тульской дороге. Ведомый чутьем одного из офицеров авангарда, Мюрат вскоре распознал ошибку генерала Себастиани, повернул вправо, поднялся по течению Пахры и быстро вышел на след неприятеля. В то же время державшийся правее Бессьер повернул с юга на юго-запад, подошел к Подольску и Десне и столкнулся с основными силами русского арьергарда под командованием Милорадовича. Французские генералы, получившие приказ энергично теснить неприятеля, дабы прояснить его намерения, решительно двинулись на него; Мюрат, который перешел через Пахру по следам русской армии, угрожал захватить русских с фланга.

При виде Мюрата, расположившегося за Пахрой, смельчак Беннигсен предложил обрушиться на него и сокрушить. Но Кутузов был другого мнения, и у него для этого имелись прекрасные основания. В русском лагере не знали, что Мюрат располагает только своей кавалерией и пехотой Понятовского, и опасались, что поблизости находится и вся французская армия. Ведь Кутузов располагал не более чем 70 тысячами солдат регулярных войск и не считал разумным, накануне той минуты, когда можно будет пожать плоды мучительной, но глубоко продуманной кампании, отказаться вдруг от них и подвергнуть себя опасности сражения с неизвестным исходом. Он ожидал из Калуги значительных подкреплений регулярными войсками и превосходную дивизию казаков с Украины; а тем временем приближающиеся холода, скудость продовольствия и расстояния должны были ослабить французскую армию почти настолько же, насколько усилится русская. И пока соотношение сил полностью не переменится в пользу русских, давать сражения не следовало. Хотя фактически Кутузов ошибался, поскольку Мюрат располагал только одним подразделением, теоретически он был прав, и его основная мысль была верной. Он решил отступить еще дальше по Калужской дороге, так далеко, как понадобится, чтобы увернуться от Мюрата, ибо середины не было, нужно было либо атаковать, либо избегать сражения.

Приняв решение, он отступил еще 27 сентября и в последующие дни отступал в Вороново, в Винково и, наконец, в Тарутино за Нарой. Желая уклониться от сражения, генерал Кутузов и не мог сделать ничего лучшего, как отступать до пункта, где найдет достаточно сильную позицию, чтобы остановить французов. Нара, как и Пахра, зарождается у Смоленской дороги, в окрестностях Крымского, огибает Москву, описывая более широкую дугу, чем Пахра. Ее берега обрывисты, особенно правый берег, где расположились русские, и там можно было устроить почти неприступный лагерь. На том Кутузов и порешил и постарался тщательно план исполнить. Он предполагал получить подкрепления новобранцами, обучить их и довести свою армию до такой численности, чтобы смело выступить против французов.

Бессьер и Мюрат, проследовавшие за ним до этого пункта, остановились, не отказываясь от наступления, но ожидая новых приказаний. Ведь они находились в двадцати лье в стороне от Москвы, почти на той дороге, по которой пришли