Зеркало и свет - Хилари Мантел

Как только горожане узнали про убийство, они сбежались в собор, голося и осыпая рыцарей проклятьями. Монахи уложили тело в каменный гроб и спешно похоронили, однако отметили место, где умер Бекет. Чудеса начались через два дня. Сухие руки задвигались, калеки пускались в пляс. Жаркое, словно дьяволов пердеж, слово понеслось по Европе, будто негодяй – мученик за на нашу святую матерь церковь, хотя на самом деле он был мучеником собственной гордости. Через два года папа объявил его святым. Начался спрос на реликвии. Кровь Бекета, разбавленную так, что от нее остались одни воспоминания, продавали по всему известному миру. Место, отмеченное монахами, стало святилищем. Даже вши из его власяницы считались чудотворными. Через пятьдесят лет после убийства мощи Бекета поместили в новый роскошный реликварий за высоким алтарем. Вскоре верующие оковали ящик золотом и украсили драгоценными каменьями. Французский король пожертвовал рубин размером с куриное яйцо. Королева Екатерина часто совершала паломничество в Кентербери. Император Карл молился перед этими костями.

Что до рыцарей, они явились в Рим с покаянием. Папа отправил их в Святую землю, зная, что живыми они оттуда не вернутся. Бекет был мстительным при жизни и остался таким после смерти. В кентском городке, где над ним смеялись, целое поколение детей родилось с хвостами. В другом месте, где о нем отозвались уничижительно, исчезли соловьи, и по сей день никто там не слышит их пения, ни влюбленные, ни поэты.

Каждый год кентерберийцы разыгрывают смерть Бекета в монашеской версии, поскольку другой до сих пор не было. На улицах собираются толпы, взволнованные, как будто на сей раз события будут развиваться иначе. Торговцы продают горячие пирожки. Идет процессия с дудками и барабанами, затем начинается действо. Актеры, играющие рыцарей, получают два пенса и пиво, а тот, что играет святого, – целый шиллинг, поскольку ему приходится туго: рыцари швыряют его на каменные плиты, как швырнули старика-архиепископа. Когда Бекет взывает к Богу, спрятанный за алтарем мальчишка брызгает на сцену свиной кровью. Актера уносят. Потом все напиваются.

Сентябрь. Он сам, лорд Кромвель, приезжает в Кентербери и собирает наиболее влиятельных горожан. Времена для вас непростые, джентльмены, однако вы должны понимать, что король ненавидит вашего святого. И если вы хотите сохранить привилегии, то в доказательство своей верности не допустите беспорядков. Да, вы потеряете доходы, потому что паломничества прекратятся. Но, джентльмены, развивайте торговлю; нечего рыдать у меня на плече, ваши края дают прекрасную шерсть, и у вас близко порты. Вы не можете сохранять этот возмутительный позор только из-за того, что тысячи заморских паломников являются на него глазеть.

Город полон. Он остановился у приора, однако все гостиницы – «Морская свинья», «Дельфин и митра», «Солнце», «Корона» и «Чекерс» – забиты до отказа. В «Быке» заняты даже самые плохие задние комнаты, выходящие на убожество Батчери-лейн. Монахи вняли предостережениям и не противятся. Они рады и тому, что приорат не закроют, вернее, король учредит его заново. Гробница Бекета – не первая вскрытая рака. Процедура уже отработана: ободрать драгоценные металлы и камни, оценить, организовать их доставку в королевскую казну. Затем перезахоронить якобы святого в приличном, но неприметном месте.

Погожая осенняя ночь. Приор Голдуэлл попросил избавить его от участия в эксгумации и ушел спать. Викарий короля по делам церкви и его спутники сидят у камина до раннего утра. Когда заканчивается всенощная и должны начаться часы перед обедней, он кивает своему порученцу, доктору Лейтону.

Молодой монашек ведет их короткой дорогой к месту погребения. За ними запирают замки, опускают засовы. Впереди огромный неф, черное гулкое пространство, где он поставил людей с собаками. Слышно, как те часто дышат и скребут когтями, натягивая поводки. Это мастифы, их челюсти внушают ужас. Если кто-нибудь сюда проникнет, псы сразу повалят его на пол. «Махач! – кричат псари. – Крепыш! Алмаз! Джек!»

Монахи, вошедшие первыми, зажгли у гробницы факелы. Он идет на свет. Пересчитывает свидетелей: писари Лейтона, избранные горожане. Важно, чтобы все были на виду, не жались по темным углам.

– Спустите собак.

В мгновение ока темнота наполняется рычанием.

– Господи Исусе, – говорит Кристоф, – они как неприкаянные демоны.

Он в темноте берет мальчишку за плечо:

– Держись ближе ко мне.

Даже француз знает легенду об этом святилище. А теснящиеся рядом горожане – представители гильдий, олдермены – и вовсе с детства слышали истории о тех, кто проявил неуважение к мощам святого и был поражен чумой или проказой, а то и умер в муках на полу, удавленный незримой веревкой.

– Мы готовы, – говорит он.

Подходит монах, и он замечает отблеск металла. Рука тянется за пазуху, к кинжалу. Однако, когда монах выходит на свет, становится видно, что это не оружие, а череп Бекета. Монах кутает его в свою одежду, словно мерзнущего щенка.

– Давай сюда, – говорит он.

Раздробленные кости черепа соединены серебряной шапочкой. Губы тысяч паломников лобызали эту реликвию, однако он – клиент проститутки, которому некогда целоваться. Он подносит Бекета к лицу, заглядывает в пустые глазницы. Поворачивает в руке, смотрит на то место, где череп отрублен от хребта. Нигде не записано, что рыцари отрубили Бекету голову. Это сделали позже его почитатели.

– Поглядим на остальное? – спрашивает доктор Лейтон.

Теперь, когда золото и драгоценные камни сняты, на плитах стоит железный сундук, какими наши предки пользовались спокон веков. Он проводит рукой по крышке – обычная ржавчина.

– Господи, Лейтон, – говорит он, – монахи упустили такую возможность. Могли каждый год соскребать ржавчину и продавать ее дороже порошка из единорога.

– Подержите фонарь, – говорит Лейтон.

Сундук запечатали свинцом.

– Проверим, цела ли пломба.

Работник наклоняется и проводит пальцем по запечатанному шву. Доктор Лейтон садится рядом на корточки:

– Могу поклясться, что его не открывали много лет, милорд.

Они боялись, что какой-нибудь непокорный монах украл кости, что их отправили с гонцом в Рим или упрятали в чью-нибудь частную мощницу до возвращения старых времен. Но если сундук не вскрывали…

– Я мог бы остаться на своей пуховой постели.

– Я бы ни за что не упустил возможность увидеть все самому, – говорит доктор Лейтон.

Работник выпрямляется:

– Снимать крышку, господа?

Монах шепчет:

– Господи, спаси и помилуй.

Часть зрителей пятится.

– Далеко не уходите, не то собаки вас разорвут, – предупреждает он.

Работник – каменщик и принес свои инструменты. Он думает: их изготовил кузнец. Какой-то безымянный кузнец три века назад расплавил свинец и сделал пломбу, которую мы сейчас сломаем. Он говорит, дай нам долото. Берет инструмент, пробует пальцем острый конец, возвращает. Некоторые кузнецы не умеют делать долота и резцы – их приходится править после каждой работы. Уолтер говорил, жди, жди, жди, пока цвет из вишневого не станет пепельным. Все решают последние три удара молотом.