Гномон - Ник Харкуэй

— Огненный Хребет.

— Да. Огненный Хребет. Ты уже поняла, что это?

— Черный ход.

— Нет. Огненный Хребет — это проблема. И в некотором неудобном роде он же — решение. Но не черный ход.

— Тогда — ошибка, баг.

— Нет. Как гласит старая пословица: это не баг, а фича. Баг — это люди. Люди порождают хаос, люди ведут себя непоследовательно. Они иррациональны. Когда современные демократии зарождались, их творцы предполагали, что люди в конечном итоге рациональны. К моменту, когда создавалась Система, ее творцы знали, что это не так. На нас можно повлиять множеством способов. А Система — не такая. Свидетель не подглядывает и не сплетничает, поэтому мы доверяем ему, позволяем все видеть. Ты работаешь в Свидетеле, потому что это лучший способ помогать людям. Ты — физическое доказательство гарантий Системы. Да?

Если она скажет «да», покатится по рельсам дальше. Если скажет «нет», солжет. Нейт замеряет углы.

— Да.

— А Система основана на идее «умной группы» — идеального человеческого коллектива для решений. Группа ответственных людей, где каждый высказывает свое взвешенное мнение по вопросу, как следует изучив и обдумав его в свете собственного индивидуального опыта, сплавляется в единое целое при помощи сложных, но поддающихся пониманию и надежных математических инструментов, чтобы дать наиболее подходящий ответ, ведущий к наилучшим результатам. Загвоздка в том, что «умные группы» хрупкие. Ничтожная фальсификация, и они перестают быть умными, становятся заметно глупыми и даже способны себе навредить. Они могут поддаться демагогии, отравиться ложной информацией. Их можно напугать, и тогда группы превратятся в агрессивную толпу. Их можно разделить, назначая козлов отпущения, укрепляя предрассудки, подкупая некоторых членов, можно даже очаровать красивым личиком. И, разумеется, играет роль отборная архитектура: та самая, которую мы применяем в отделе приливных течений, чтобы улучшить работу транспорта или распределить общественные пространства в плане развития столицы. Эффективное применение плохих решений в Системе становится катастрофой. Так можно отдать самую совершенную систему внешнего наблюдения в истории в руки злонамеренных людей или напутанных толп.

— И вы этому противостоите?

— О нет. Не мы. Сама Система, такой ее сделали ее создатели. Огненный Хребет — не черный ход. Это терпимая к ошибкам архитектура — протокол отчаяния. Там, где необходимо, он приспосабливается, подталкивает людей голосовать, когда они мудры, и отваживает, когда глупы. Он организует мгновения времени, идеальные секунды, в которых проявляются наши лучшие качества, счастливые события, которые исправляют влияние негативных, делающих нас хуже, чем мы могли бы быть. Система знает всех нас. Она точно знает, когда мы бьемся из последних сил, когда грустим, когда ошибаемся. Она приводит нас к воде и заставляет пить.

Пахт вновь отпивает из стакана и улыбается.

— А Огненные Судьи тогда кто? Герои?

Взгляд на Джонатана Джонса. Героям достаются девушки или красавцы. Герои купаются в обожании, им прощают грехи. Джонс морщится. Кин это не нравится.

Как интересно. Возьмем на заметку.

— Куда там, — отвечает Пахт. — Система все делает сама. Она корректирует направление движения. Изобретает людей-призраков, которые могли бы начать правильное обсуждение, альтернативное движение в политике комитета. Конструирует происшествия для достаточной группы людей, которые голосуют глупо; индивидуальные, персонально-ориентированные бытовые события, органично меняющие их восприятие.

— Счастливая случайность.

— Да, конечно, маленький личный проект Оливера. Да. Система подталкивает нас в лучшем из возможных направлений, когда мы ведем себя глупо. Она выпалывает наши уродливые проявления. Например, билль о наблюдении. Два месяца назад у него просто не было шансов. Мы иррационально цепляемся за границу кожи, будто не открыты для машины в тысяче других проявлений. Но Система провела научные исследования, согласно которым имплант постоянного наблюдения — желательная и неизбежная перспектива. Это огромный шаг вперед для психического здоровья, противодействия рецидивизму, личной безопасности и личного развития. Не говоря уже об удобстве. Зачем ждать этого двадцать лет лишь потому, что мы привязаны к иллюзорному представлению о телесном суверенитете? А он ведь позволит машине сделать нас лучше — в индивидуальном порядке. Избавить от предрассудков, сплотить и объединить людей не на основе борьбы, ненависти и злобы. Мечта о человеческом сообществе, которая всегда кажется недостижимой. Огненный Хребет может это исправить. Исправить нас. Он делает нас лучше. На тридцать — сорок процентов добрее и отзывчивее. Машина слегка подталкивает нас, и мы оступаемся на шаг, а потом голосуем иначе, так, как должны были голосовать с самого начала, если бы следовали своей лучшей природе. Вот и все. Он делает нас лучше. Не другими существами. Не рабами. Просто лучше.

Пахт очень широко и уверенно улыбается. Нейт поймет. Конечно, поймет. Они ведь обе служат в конечном итоге одной и той же мечте: идеальному правительству для идеального государства.

— Огненные Судьи его не контролируют. Мы служим нации как часть этого процесса. Время от времени Система просит нас провести линию в воздухе: что лучше, а что хуже? Мы не сговариваемся. Мы думаем, голосуем и живем дальше, как положено «умной группе». Понимаешь? Мы непредвзяты. У нас нет ставки в игре. Мы не получаем повышения по одному выбору и не теряем работу по дру-гому. Мы не тайные правители, а тайные государственные служащие. Ты искала следы коррупции, думала, что Оливер был плохим, очень плохим человеком, но это не так. Он пытался делать благое дело, пусть и неловко, только и всего. Если бы он вырос в обществе, которое мы хотим построить, он бы никогда не допустил таких ошибок. Сейчас — переходный этап. Вот и все. Несовершенная ранняя версия.

— И поэтому Диана Хантер умерла.

Лицо Чейз Пахт кривится от искренней печали.

— Мы были подругами. Много лет. Она была важна для меня, для всех нас. Ты даже представить себе не можешь насколько.

Кин согласно кивает, Джонс смотрит на свои руки. И что бы он там ни увидел, зрелище его не утешает. Они глубоко вошли в происходящее, раз настолько явно проявляют общность. Мы на одной стороне… Они думают, что смогут ее убедить что-то сделать. Забыть, скорее всего: стереть, замаскировать истину, забыть предательство.

Смогут ли?

Образ Хантер у нее в голове знает, что делать. Нужно парировать. Нужно заставить их открыться. Если они не почувствуют боли — не поверят, что она приняла их раскаяние за чистую монету. Они должны принести жертву ее чести, чтобы поверить, будто купили ее. Она качает головой, чувствуя бедрами и спиной кресло в комнате для допросов, чувствуя, как уши закладывает, когда «Ребус» ныряет в темноту под термоклином, — и в этот миг понимает, что уже знает, что делать.

— Нет.

Это слово прозвучало твердо. Она смотрит на Джонса, прямо в темные глаза, которые умоляют ее сказать «да». Она повторяет: «Нет». Пусть потрудятся. Пусть стараются, пока не поверят, что вот-вот проиграют. Они должны не просто убедить себя, но настолько вложиться в ее выбор, как они сейчас заставляют себя верить в собственные аргументы, потому что, если те ошибочны, все их грехи — смертные.