Эхо прошлого - Диана Гэблдон

пальцев до середины плеча. Было трудно не поддаваться одновременно и ей и ночи, и он сказал:

— Говорят, мужчине-могавку недостойно выказывать страх, и, когда он попадает в плен, а враг его пытает, он ничем не показывает, что ему больно. Это так?

— Лучше не оказываться в подобной ситуации, — с иронией ответил Мюррей. — А если такое все-таки произошло… прояви всю доступную тебе храбрость, вот и все. Ты поешь свою песнь смерти и надеешься умереть достойно. А у английских солдат разве не так? Ты ведь не хочешь умереть как трус?

Уильям наблюдал за огненными пятнами, вспыхивающими под закрытыми веками.

— Не хочу, — признал он. — У нас все так же, то есть я имею в виду надежду умереть достойно. Но солдата скорее подстрелят или ударят по голове, чем будут пытать. Если, конечно, он не столкнется с дикарями. А ты видел когда-нибудь смерть от пыток?

Мюррей повернул вертел, и огонь осветил его непроницаемое лицо.

— Да, видел, — наконец сказал он.

— Как это было? — Уильям и сам не понимал, зачем спрашивает. Возможно, лишь для того, чтобы отвлечься от боли в руке.

— Настолько интересно?

Поначалу праздный, интерес Уильяма немедленно возрос.

— Интересно!

Мюррей поджал губы, но Уильям к этому времени уже знал, как получить информацию, и мудро хранил молчание, не сводя глаз с могавка.

— Беднягу освежевали, — наконец сказал Мюррей и поворошил костер палкой. — Один из индейцев сдирал с него кожу тонкими полосками, остальные тыкали в раны горящими сосновыми ветками. Потом они отрезали его детородные органы и развели костер под его ногами, чтобы сжечь его прежде, чем он умрет от боли. Так и случилось… только не сразу.

— Да уж. — Уильям попытался представить себе этот процесс, и воображение сработало так живо, что он поспешно отвернулся от потемневшего скелета ондатры, с которого Мюррей срезал все мясо.

Мюррей молчал. Уильям даже не слышал его дыхания, но точно знал, что тот сейчас тоже представляет эти пытки. Впрочем, «представляет» — не совсем верное слово; он снова их видит.

— Кто-нибудь — а точнее ты — думал о том, как будешь вести себя на его месте? — тихо спросил Уильям. — Смог бы ты такое вынести?

— Каждый об этом думает. — Мюррей встал и отошел на другой конец поляны. Уильям слышал, как он облегчается, но вернулся Мюррей лишь несколько минут спустя.

Пес внезапно проснулся, поднял голову и при виде хозяина завилял хвостом. Мюррей тихо рассмеялся, сказал псу что-то на странном языке — то ли индейском, то ли гэльском, — затем оторвал заднюю ногу ондатры и бросил ему. Пес молниеносно подскочил, схватил подачку, улегся, довольный, по ту сторону костра и принялся ее облизывать.

Лишившись мохнатой постельной грелки, Уильям осторожно лег и подложил под голову здоровую руку. Мюррей пучком травы отчищал нож от крови и жира.

— Ты упомянул песнь смерти. Что это такое?

Мюррей пришел в замешательство.

— Я имею в виду, о чем в ней поется? — уточнил Уильям.

— Видишь ли, я слышал только одну такую песнь. Остальные двое, умершие точно так же, были белыми мужчинами и просто-напросто не знали подобных песен. Индеец — он был из племени онондага — пел о своем племени, своей семье. И немного о том, как сильно он презирает тех, кто собирается его убить. Пел и о своих деяниях: о победах, о могучих воинах, павших от его руки; они обязательно поприветствуют его после смерти. Затем о том, как он намерен пересечь… — Мюррей задумался, подбирая слово, — то, что пролегает между этим миром и тем, что будет после смерти. Пожалуй, можно сказать «границу», хотя это слово означает скорее «пропасть».

Он замолчал, но рассказ еще не был окончен, Мюррей лишь пытался вспомнить подробности. Внезапно он выпрямился, глубоко вздохнул, закрыл глаза и принялся читать стих на языке могавков, как предположил Уильям. Чередование «н», «р» и «т» завораживало и звучало ритмично, словно барабанный бой. Резко оборвав стих, Мюррей продолжил:

— Затем он рассказал об ужасных созданиях, которых он встретит на пути в рай: например, летучих зубастых головах.

— Фу, — сказал Уильям.

Мюррей рассмеялся.

— Точно. Я не хотел бы повстречать такое.

Уильям счел уместным спросить:

— Песню смерти придумывают заранее — на случай, если она вдруг понадобится, или полагаются на, так сказать, предсмертное вдохновение?

Мюррей смутился.

— Видишь ли, об этом обычно не говорят, понимаешь? Хотя двое моих друзей немного рассказали о том, что спели бы, возникни такая необходимость.

— Хм. — Уильям лег на спину и посмотрел на звезды. — Песню смерти поют только во время пыток, которые завершаются смертью? А если ты болен и думаешь, что умрешь?

Мюррей отвлекся от своего занятия и пристально посмотрел на Уильяма.

— А ты умираешь?

— Нет, просто интересуюсь, — заверил его Уильям. Он и правда не думал, что умирает.

Мюррей с сомнением хмыкнул.

— Что ж, слушай. Песню смерти поют тогда, когда точно уверены в своей смерти, не важно, от чего.

— Наверное, тебя больше уважают, если ты поешь песню, когда в тебя втыкают горящие ветки? — предположил Уильям.

Мюррей громко рассмеялся, внезапно почти перестав походить на индейца.

— Откровенно говоря, тот онондага… по-моему, не так уж хорошо он ее спел. Впрочем, вряд ли я справился бы лучше на его месте.

Уильям тоже рассмеялся, затем они оба замолчали. Уильяму подумалось, что Мюррей сейчас так же, как и он, представляет себя на месте того индейца: привязанным к шесту, готовым вынести пытки. Он посмотрел вверх и для пробы придумал несколько строк: «Я, Уильям Кларенс Генри Джордж Рэнсом, эрл…» Не годится, перечень имен ему никогда не нравился. «Я, Уильям… Уильям… Джеймс…» Джеймс было его тайным именем, он годами не вспоминал о нем. Но уж лучше Джеймс, чем Кларенс. «Я, Уильям». Что еще можно сказать? Почти ничего. Нет уж, лучше повременить со смертью до тех пор, пока он не совершит что-нибудь, достойное упоминания в песне смерти.

Мюррей молчал; огонь костра отражался в его темных глазах. Наблюдая за ним, Уильям подумал, что шотландец-могавк уже сложил свою песнь смерти, — и вскоре заснул под треск пламени и тихий хруст костей, терзаемый лихорадкой, но несломленный.

* * *

Во сне ему виделись пытки: бесконечный раскачивающийся мост над бездной, где его преследуют черные змеи и стаи летающих желтых голов с разноцветными глазами. Он замахнулся, чтобы отбиться от них, — и пришел в себя от острой боли.

Свежий ветерок предвещал скорый рассвет. Прохладный поток воздуха коснулся лица Уильяма, заставив вздрогнуть и вспомнить об иной дрожи.

Кто-то что-то сказал — он не разобрал, что именно, но из-за лихорадки решил, что