Загадочная птица - Мартин Дэвис

В Ревсби она измеряла время иначе. По тому, как менялись листья, как уменьшались свечи, как замедлялся ритм дыхания отца. Если дни Банкса проходили быстро, то ее дни вообще стояли на месте. Один незаметно врастал в другой, пока весь их слипшийся комок не начинал давить на память. Девушка сопротивлялась, пытаясь сохранить образы прошлого. Днем продолжала рисовать в лесу, несмотря на снижение качества света, добиваясь, чтобы лес в ее альбоме выглядел не менее реальным, чем тот, что вокруг. А ночью она, свернувшись под одеялом, делала то же самое с воспоминаниями о нем. Вытягивала одно за другим, ретушируя цвета и линии, пока все они не представали залитыми солнцем портретами, висящими в темноте.

Осень, наступившая после отъезда Банкса, выдалась короткой. Зима пришла рано. Но был один день в октябре, когда солнце засияло почти как летом, и девушка вышла из дома рано, чтобы провести этот последний теплый день в лесу. Надеялась проскользнуть по деревне незамеченной, но быстро обнаружила, что не единственная, кто покинул дом в такую хорошую погоду. Впереди, на ведущей к лесу дорожке, появились две женщины. Она сразу узнала сестру Банкса, Софию, и мисс Тейлор, дочь доктора, они направлялись из имения Эбби в деревню.

Она уже привыкла к смущению, которое вызывало любое ее появление на людях. Это стало для обитателей Ревсби почти законом. Примерно за десять ярдов, вся внутренне подобравшись, девушка сосредоточилась на деревьях впереди, зная, что сейчас женщины сойдут с дорожки. И вот зашелестели юбки, две дамы сошли с дорожки и притворились, будто с интересом разглядывают что-то на лугу. Она спокойно двигалась вперед, как делала много раз, но сейчас, поравнявшись с дамами, неожиданно нарушила правило и позволила себе бросить на них взгляд. Мисс Тейлор стояла отвернувшись, высоко вздернув подбородок, а мисс Банкс смотрела на нее. Их глаза встретились не более чем на секунду, а затем девушка миновала дом, и те тоже продолжили свой путь.

Сегодня она впервые встретила сестру Банкса после известия о его помолвке и подумала, что с трудом может представить его идущим к воскресной службе впереди своей семьи, а также его в доме. Фарфоровая посуда, крики детей, разговоры в гостиной. Приближаясь к лесу, девушка уже жалела, что посмотрела на мисс Банкс.

Дамы никак не отреагировали на встречу, продолжая двигаться к деревне. Но мисс Банкс внимательно посматривала на приятельницу, будто пытаясь догадаться, о чем та размышляет. Наконец они поравнялись с домом с закрытыми ставнями. Осенние краски подчеркивали его запущенность. Мисс Тейлор фыркнула:

— Скорее бы мистер Понсонби сдал кому-нибудь этот дом!

— Мистер Понсонби? — удивилась мисс Банкс. — Я не знала, что он владелец дома.

— Вы не слышали? — Мисс Тейлор не терпелось исправить положение. — Мистер Понсонби получил его за долги. После инцидента прошло много месяцев, и не было ничего заплачено по процентам, так что теперь дом перешел к нему во владение. И оставаться там он им позволяет исключительно по доброте душевной.

— А почему он так добр? Ведь этот человек ворвался к нему в дом и ударил его, когда он сидел с семьей за столом и ужинал.

— Мама говорит, это и есть истинное христианское милосердие. Мой отец и мистер Барроуз с ней согласны.

— Но разве справедливо, чтобы эта девушка отдавала долги отца после его смерти? У нее же ничего нет. Не желала бы попасть в ее положение.

Мисс Тейлор вскинула брови.

— Как у нее пойдут дела, мы узнаем достаточно скоро. Папа полагает, что ее отец не проживет и месяца. — Она улыбнулась. — Да что мы все о неприятном. Вот посмотрите, София, как мило выглядят живые изгороди в это время года!

Дамы двинулись дальше. Одна весело болтала, другая задумчиво кивала в ответ.

Наступила зима. Доктор Тейлор теперь приезжал реже и однажды явился рано утром в феврале, когда деревья были белыми от инея, а дорожка к двери покрыта льдом.

В доме стоял холод. В холле, где он положил шляпу и перчатки, можно было видеть свое дыхание, изо рта шел пар, но в комнате больного было по-настоящему тепло. Судя по углям, камин топился всю ночь. Пациент удивлял доктора. Шли месяцы, а тот и не собирался умирать. Но сейчас, взглянув на его изможденное лицо, доктор сразу осознал, что время пришло.

— Что вы станете делать? — тихо спросил он, закончив осмотр. — Это скоро пройдет.

— Я не хочу думать о его уходе, — ответила девушка и взяла руку отца.

Доктор Тейлор кивнул.

— У меня не так много знакомых, но тут неподалеку живет одна семья… вы могли бы пойти к ним, учить детей…

Девушка подняла голову.

— Вы же знаете, что говорят о нас. Нет, меня не возьмут. Такое невозможно, — произнесла она тихо, без эмоций.

— Очень жаль. — Хотя о чем он, собственно, сожалеет, было непонятно.

На пути к холлу его встретила сиделка Марта и пригласила в кухню.

— В деревне мне уже нигде больше не дают в долг от имени ее отца.

— Ну что ж, — проговорил он, — берите от моего имени.

Доктор не был богат, и у него у самого была семья, но он не мог позволить, чтобы эти люди голодали.

* * *

Ночью девушка сидела в своей комнате, в темноте, и размышляла о вопросе, который задал доктор. Затем приоткрыла ставню и поежилась от холода. Над лугом висел полумесяц, но дубовая роща оставалась во мраке. Трава посверкивала, тронутая инеем. Она запахнула плотнее шаль на шее. Ответ на вопрос доктора был единственный, и многие бы подумали, что это ее вполне устраивает. Впрочем, теперь, когда дело близилось к развязке, ей уже было все равно.

Она представляла Джозефа Банкса, плывущего на корабле под полными парусами в южной ночи, и радовалась, что в отличие от нее ему не приходится долгими часами сидеть в темноте, в тесной комнате, надев смирительную рубашку холода. Теперь, когда близилась кончина отца, девушку не огорчала помолвка Банкса, то, что он нашел свое счастье. Глядя на темные деревья, она поняла, чем одарил ее отец, когда так упорно цеплялся за жизнь. Он подарил ей время. Передышку перед тем, как их мир развалится на части, чтобы она успела насладиться летним лесом, осознать потерю, а потом уметь справиться с той невероятной болезненной пустотой, которую ощутит после его смерти.

В своих мыслях Банкс был очень далек от зимнего Линкольншира, поглощенный общением с улыбающимися коричневыми людьми, обитателями островов южных морей. Если большинство из команды видели в них просто дикарей, то он видел лишь мужчин и женщин. И островитяне отмечали в Банксе сердечность, которая отсутствовала у моряков Кука. Они принимали его за своего.

Не менее он был очарован и природой этих мест, коралловыми рифами и джунглями. Не уставал наблюдать, как меняются цвета на водной поверхности, и изумляться разнообразию растительности на островах. Его собрание растений, птиц и животных росло и росло, и Банкс наконец начал осознавать, что обладает уникальными экспонатами, не имеющими аналогов в мире.