Куда уходит кумуткан - Евгений Рудашевский

Первый пакетик полетел в самую гущу орков. Упал в снег и расплескался. Взрыв оказался слабым. Максим был прав, бросать нужно было на бетонные плиты.

Пока Карен с удивлением рассматривал оранжевое пятно в ногах, рядом с ним упал новый снаряд. Теперь он угодил в плиту. Брызги огненной картечью взмыли в воздух.

– Там! – крикнул Малой, показав на крышу дома.

Началась паника. Орки знали, что оранжевая вода превратит их доспехи в обыкновенные пуховики, шлемы – в меховые шапки, а сапоги, покрытые стальными пластинами, – в валенки и унты. За такое превращение родители могли надрать оркам их грязные лохматые уши.

– Это нечестно! – заверещал Гоблин. Его никто не услышал.

Костя бросал всё новые снаряды, заливал ущелье карающим пламенем. Со стороны Бутырки выскочили Максим и Аюна. Вчера они слепили особые снежки – смочили их водой и оставили на улице. За ночь снежки стали бронебойными. Сейчас эти снаряды полетели прямиком в мордорцев. Максим одну за другой бросал чиркашные петарды. Поджёг трубку фейерверка и устроил в Аргуне огненный салют.

Со стороны роханских полей появились Сашины рыцари. Сам Саша был в медной кирасе с серебряными виньетками, с разноцветным плюмажем на шлеме. Забрало было поднято, за ним на солнце поблёскивали Сашины очки. Он ехал на гнедом жеребце, защищённом доспехами, а в руках у него было ружьё. Он стрелял без остановки. Целил в Сёму. Улыбался, видя, как тот в панике бежит из ущелья, расталкивает своих приспешников, протискивается через тесные ряды орков. По команде рыцари пришпорили коней и понеслись вдогонку. Их прыти позавидовали бы роханские всадники.

Залпы не прекращались. Радостное улюлюканье бурханцев смешалось со взрывами петард и хлопками фейерверка. Ущелье грохотало.

Мордорцы беспорядочно отступали. Спотыкались, падали. Перепачканный оранжевым, плакал Малой. Карен и Мутко хотели спрятаться за плитами, подползли под них, но поняли, что так останутся одни на всю Аргуну, попадут в плен. Выползли. В них сразу угодило несколько ледяных снежков, пулек и тысячи зазубренных стрел, огненных шаров и валунов из катапульты. Карен и Мутко, истекая кровью, последними выбежали из ущелья. Победа была окончательной и неоспоримой.

В Дворовую летопись эта бойня вошла как «Битва при Аргуне». Малочисленные отряды «Бурхана» нанесли сокрушительное поражение «Минас Моргулу». Весть об этом разнеслась по всем дворам Солнечного. Знамя Саурона поблекло.

Вечером в «Бурхане» был пир. Максим, Аюна, Саша и Костя пили смородиновый чай из термоса, ели булочки с черёмуховым вареньем, сушки с маком и кедровый грильяж. Поглядывали на то, как командиры их отрядов, все перебинтованные, в окровавленных повязках, но счастливые, уплетают свиные бока, перепелов, расстегаи, буу́зы[6] и всё прочее, что нашлось в погребах «Бурхана». Наперебой рассказывали о том, что творилось в Аргуне, как метко и сильно они били врага, как гнали его до самого Котла.

Играла музыка. Скрипки наперебой спорили с виолончелью. Танцевали гномы – они жили в Тайге, пуще всякой чумы опасались прихода мордорцев и теперь заглянули отблагодарить своих спасителей. Камла́ли шаманы, буддийские монахи тянули горловые мантры, а церковный хор бережно возносил хвалу небесам. Ребята были довольны.

– Зя действует! – торжественно заявил Саша. – Удача отвернулась от Сёмы!

– А то, – кивнула Аюна.

Под шум праздника Максим сказал Саше, что на весенние каникулы его с Аюной отправят в Листвянку.

– Это хорошо! – радовался Максим. – Две недели на Байкале! Можно весь берег облазать. Сколько там интересного!

– Я тоже хочу! – Саша старался перекричать ликующих солдат и музыку.

– Что? – не расслышал Максим.

– Говорю, тоже хочу!

– Ну так поехали! – улыбнулся Максим. Вскочил из-за стола, обнял стоявшую поблизости эльфийку и кинулся с ней танцевать. Весь штаб дрожал от топота танцующих. Гномы, сидевшие на бочках и потягивавшие дым из самшитовых трубок, танцевать не умели и только дрыгали ногами в такт музыке.

– Эльфы тут откуда? – удивилась Аюна.

Саша сказал, что повстречал их на Волчьих холмах и подговорил выступить в защиту «Бурхана», а теперь пригласил отпраздновать победу. Ещё были каменные великаны, но они в штаб не влезли и праздновали отдельно, на опушке Тайги.

На весенние каникулы Саша должен был уехать к родне в Пихтинск, но пообещал ребятам, что отпросится у мамы.

– Пока не буду ничего говорить. Как-нибудь принесу пару пятёрок, пропылесошу в зале, помою посуду, вот тогда мама не откажет. Надо, чтоб у неё голова не болела в этот день. И чтоб отец был трезвый и не ругался с ней. А к отцу идти нет смысла, он ещё злится за баллончик.

– Втроём будет веселее! – обрадовался Максим. – Будем лазать по горам вокруг Листвянки! Если повезёт, увидим в Байкале нерп. Может, целую стаю! Надо только подальше от посёлка отойти.

Максиму не дали договорить. К нему подбежали две эльфийки в зелёных платьях и золотистых сапожках. Их длинные волосы были переплетены цветочной гирляндой, по рукам тянулись хинные узоры, в центре которых сияла эмблема «Бурхана». Эльфийки вновь утянули Максима танцевать. Саша и Аюна переглянулись. Пожали плечами. И тоже бросились плясать. Праздник продолжался.

Собака не уходила. Легла на траву под изгородью и поскуливала. Каролина сказала, что Арнольд сам виноват. Молодой охотник вчера нашёл эту собаку на лесной прогалине. Она была вся драная, в колтунах и крови. Должно быть, сбежала от хозяина и попала к волкам. Или хозяин наказал её за какой-то проступок и бросил в чащобе. В этих местах бывало и такое. Арнольд сжалился над ней. Покормил собаку, и она увязалась за ним, а теперь спала возле калитки и возвращаться в лес не хотела.

Молодая семья Людвигов, Арнольд и Каролина, жили в небольшом бревенчатом доме на выселках таёжного Пихтинска – посёлка сибирских голендров, переселенцев из Голландии. Прошлой осенью Арнольд похоронил отца и остался один с женой. Они были женаты два года, но дети у них не появлялись. Каролина переживала из-за этого. В Пихтинске все семьи были многодетные.

– Человек без детей и не человек вовсе, а так, обсевок какой-то, – говорила тёща Арнольда.

У Каролины было три брата и две сестры.

– Столько дядей и тёть, а у нас для них – ни одного племянника или племянницы, – вздыхала она.

Собаку решили приютить. Вымыли, расчесали, оставили во дворе и назвали Рикой. Рика быстро обжилась. Бегала у ворот, лаяла на бурундуков и белок, отгоняла их от дома и, довольная, возвращалась в будку.