Бортовой - Елена Горелик

Я выпустил двенадцать серебристо блестевших зондов. Нужно подождать, пока они займут стационарные позиции над поверхностью этой занятной планеты, и только тогда давать команду на активацию. Тут и впрямь интересно. Начиная с того, что спутник вдвое больше Луны и вдвое ближе к планете, и заканчивая тем, что сюда нам высадка не светит. Условия близки к земным или чуланским, обе расы могли бы здесь спокойно жить. Но жизнь здесь уже есть, причём разумная. Классические гуманоиды без «изысков» вроде хвостов или дополнительных пар конечностей. Вот только цивилизация доиндустриальная, весь спектр от родоплеменного строя до своеобразного теократического феодализма. С такими контактировать запрещено – не доросли, мол. Исключения из этого правила можно пересчитать по пальцам одной руки, и делались они либо ради ценнейших, уникальных ископаемых, либо в безвыходных ситуациях, вроде катастроф звездолётов, когда на головы перепуганных аборигенов сыпались спасательные капсулы. В обоих случаях представители цивилизаций Содружества заключали с местными договор, сводили контакты до этнографических исследований, а если аборигенная культура интересовалась торговлей с пришельцами, то товары старались максимально приблизить к тамошним образцам, выделяя их разве что качеством. Приходилось соблюдать то самое «культурное эмбарго», о котором столько понаписали фантасты прошлого. Но проще всего его соблюдать, попросту не вступая в контакт с «недозрелыми» обществами.

М-да. А ведь ещё каких-то пятьдесят лет назад Земля тоже числилась в запретном списке. Когда узнал об этом, возникло чувство обиды. Но ещё обиднее было услышать от того же Вуура, что если бы хебеары вздумали атаковать нас ещё в двадцать первом веке, то с нами не стали бы иметь дела даже ради нашего спасения. Лишь недавно Содружество пришло к выводу, что мы, люди, стоим на верном пути, и потому достойны жизни. Двести лет назад мы вовсе проходили по категории опасных цивилизаций, а Содружество – это клуб со строгими правилами. За всю его историю, кстати, не было ни единого случая войны между его членами, а экономические конфликты, как правило, сводились к спорам за богатые ресурсами планеты и разрешались в Высоком Суде. Не было также и случаев, когда цивилизация покидала его ряды «за плохое поведение». Вымирали по разным причинам – да. Исчезали из-за космических катастроф или неспособности отразить внезапное нападение агрессивной цивилизации – да. Но ни одна полновесная цивилизация не уходила, хлопая дверью и затаив зло. Отщепенцы не в счёт.

И кстати, самой старой цивилизации Содружества около ста двадцати тысяч лет от начала письменной истории. Расы с миллионами лет за плечами проходят по категории легенд. Почему? Не знаю.

Ну да ладно. Приняли нас – и хорошо. Выходит, и впрямь не безнадёжны.

Нет, я бесконечно уважаю Виктора Петровича, но иногда от него невозможно спастись в буквальном смысле этого слова.

Помнится, когда он узнал, что я не ИИ, а человек, он завалил меня таким количеством вопросов, что разболелась моя квантовая голова. В прямом смысле. Да, я стал ощущать перегрузку ядра как нудную боль. А вместо чашки кофе, что я употреблял в таких случаях, пока был… эээ… биологическим объектом, всю ночь гонял старый добрый «тетрис». Зато теперь Виктор Петрович обращается ко мне не только по имени, но и именует «молодым человеком». Он – то ли в силу возраста, то ли характер такой – очень щепетилен по части вежества. Вот и сейчас… Да, он уже грузит свой терминал в предвкушении работы с данными зондов.

– Здесь у меня довольно узкое поле деятельности, молодой человек, – сказал он, уютно угнездившись в удобном кресле. С нейроинтерфейсом профессор работать не любил, предпочитал виртуальную клавиатуру, голографию и звук. – Зондам хватит трёх, от силы четырёх суток, чтобы определить наличие ценных ископаемых, после чего нам, скорее всего, придётся сворачивать миссию. На спутнике ничего полезного нет, а планету пусть изучают социологи.

– Согласен, – буркнул я в ответ. Настроение было почему-то пасмурное. – У нас на социологию, понятно, не упирали, но психологию изучали более-менее углублённо. В том числе инопланетную. И знаете, мне не нравится то, что мы увидели.

– Но стадию феодализма проходили и мы.

– Вы видели кучу развалин по всему континенту?

– Да. И что же?

– Надо бы поинтересоваться, сколько им всем лет. Если в пределах полутора-двух тысяч, ничего страшного. Если больше… Видите ли, Виктор Петрович, они одинаковые в планировке, и совершенно такие же, как жилые… замки. А степень разрушения разная, даже в одной климатической зоне. Если мои подозрения верны, то здесь тысячелетиями ничего не меняется. Одна культура, основанная на противопоставлении себя любимых дикарям с каменными топорами. Одна вера с одними и теми же ритуалами… Нас учили, что нет ничего хуже теократической деспотии. Такие общества могут существовать без изменения очень долго, и вряд ли там кто-то хоть немного счастлив.

– Счастье человечества перестало быть громким лозунгом только при моей жизни, молодой человек. И кровавый след за нами тянулся много тысяч лет, от пещер до эпохи последнего суперкризиса. Не стоит отказывать разумным существам в способности к развитию лишь на том основании, что у них примитивное общество.

– В двух словах – «давно ли сами были такими», – коротко хохотнул я. – В общем да, с вами не поспоришь. Но мне всё равно не дают покоя эти развалины. Как бы там ни было, а многовато их для такой немногочисленной расы. Местных же, если верить моим атмосферным зондам, от силы пара миллионов на огромный континент, причём вместе с дикарями.

– Интуиция пилота? – Щербаков давно примелькавшимся жестом поправил очки.

– Можно сказать и так.

– В таком случае вы не будете возражать, если я немного подкорректирую программу зондов?..

Вуур сутками не показывался из своей каюты, читая или просматривая фильмы. Том от скуки гонял на квантовом ядре – на моём квантовом ядре, пиндос хренов – авиасимулятор, причём релиз «Вторая мировая». Им двоим откровенно нечего было делать в этой миссии. Никто не болел, перелётов, требующих работы пары пилотов, пока не предвиделось. Остальное делали учёные и технари. Да, насчёт технарей… Братья Мацунори так у нас и прижились, а вот на месте лже-Маркуса, спалившегося шпиона реликтов ушедшей эпохи, образовалась текучка. Хуан-Фернандо был всем хорош как техник, но рот у него не закрывался ни на минуту, и в эту дырку вываливалась вся его мозговая деятельность. Он даже во сне разговаривал. Яо, наоборот, молчал как камень, и вскоре сам подал рапорт о переводе с формулировкой «не нашёл общий язык с командой». Есть у меня подозрения, что ему не понравилось работать бок о бок с двумя японцами, но подозрения ещё не уверенность. Хотя я и поделился ими с психологами станции. Третий, Коля Свечин, мой земляк со Слобожанщины, тоже был не без «пунктиков». Во-первых, он не переносил запаха кофе, а во-вторых, настаивал, чтобы его называли Ник. Второе ещё куда ни шло, учитывая, что его мама родом из Далласа, и в детстве он часто проводил каникулы у техасской бабушки, а вот с первым пунктом возникали проблемы. Том без кофе жить не мог, и случалось, что ароматами эспрессо или капучино благоухали все коридоры до самой защитной зоны реактора. Тогда Ник врубал на всю катушку систему очистки воздуха, расходуя сверх лимита драгоценные ресурсы системы жизнеобеспечения. То есть и я тоже, получается, не оставался в стороне от их кофейного противостояния. Парни ни разу в открытую не сцепились, да и я ограничивался скромными словесными замечаниями обоим, но если так пойдёт и дальше, придётся усаживать их, образно говоря, за стол переговоров. Пускай компромисс вырабатывают.