Предатель. Я тебе отомщу - Виктория Ким

class="p1">Тишина становится невыносимой.

Я слышу, как Анна Викторовна резко втягивает воздух. Вижу, как Вячеслав Павлович медленно, очень медленно выпрямляется в кресле. Артём и вовсе как будто не дышит.

А я… в очередной раз улыбаюсь.

— Ой, извините, а вы что-то хотели?

Ирина моргает, явно не зная, что сказать.

Я наслаждаюсь этим мгновением. Она не понимает, кто я. Не знает, что я — жена.

Но Артём-то все понимает.

И я жду. Хочу услышать, что он скажет. Как он выпутается? Как все это объяснит?

Но Артём молчит. Его губы сжаты в тонкую линию, пальцы белеют от напряжения, но он не делает ничего.

И это уже не просто интересный спектакль. Это становится глупым, до абсурда нелепым.

Я поднимаюсь из-за стола, протягиваю руку вперёд, ощущая странное, даже болезненное удовольствие от происходящего.

— Анастасия, жена Артёма. Очень приятно.

Теперь и Ирина понимает.

Она медленно, почти судорожно переводит взгляд с меня на Артёма, потом снова на меня.

В её глазах нет привычного для женщин высокомерия, нет ни злости, ни триумфа. Только растерянность.

— Ты… жена? — её голос дрожит.

— А ты кто? — мой тон остаётся дружелюбным, но в глазах пустота. — Вас Тёма тоже сюда пригласил?

Артём, не выдержав, резко поднимается на ноги.

— Настя, хватит.

Я медленно поворачиваюсь к нему, поднимаю бровь.

— Что хватит? — голос остаётся лёгким, даже ленивым. — Я же не устраиваю скандал, милый. Просто пытаюсь быть вежливой, знакомясь с твоими…

— Заткнись, Насть, — его голос срывается в глухой рык, и на миг мне даже кажется, что он ударит меня. — Хватит устраивать цирк.

Машинально закрываю рот. Долбанные инстинкты!

Но не успеваю разозлиться на себя, потому что вдруг совершенно внезапно вмешивается его отец.

— Да что же это не вовремя? — его голос звучит насмешливо, почти весело. — Вы присаживайтесь. Устраивайтесь. Артём, ну ты даёшь. Скрывать от нас с твоей мамой внука? Я-то думал, зачем ты матери цветы принёс, никогда же не дарил. А тут на тебе. Ещё и пакеты эти.

Он кивает на подарочные пакеты, что стоят под столом.

Я замечаю, как Анна Викторовна краснеет. Не уязвлённо. Разгневанно. Она ведь обожает все контролировать до мелочей, чему и научила сына. А теперь ее взгляд в кои-то веки не направлен на меня. Только на Артёма.

Он же сжимает зубы так сильно, что я слышу хруст.

— Нет, мы всё-таки, наверное, пойдём, — растерянно бормочет Ирина, явно понимая, что здесь она не вписывается.

— Да нет, оставайтесь, — тут же в противовес произношу я, понимая, что если меня сейчас выставят виноватой, план пойдёт коту под хвост. — Не портите сыну праздник.

Я перевожу взгляд на мальчика.

— Тебя как зовут?

Он смущается, но отвечает.

— Тима.

— Какое красивое имя.

Мне больно. Такой замечательный малыш. Какого у меня никогда не будет. Из-за Артёма.

Ирина не знает, что сказать. Она не смотрит на меня, не смотрит на Артёма. Эта женщина не понимает, что сейчас делать. А я по-прежнему улыбаюсь.

— Но… — её голос дрожит.

— Хорошего вечера вам, — я нарочито мягко смотрю на родителей Артёма. — Чрезвычайно рада была с вами повидаться напоследок, Анна Викторовна и Вячеслав Павлович.

Я делаю шаг назад, обводя их всех оценивающим взглядом.

— Принимайте новую невестку.

И разворачиваюсь, уже не заботясь о том, что происходит за моей спиной.

Жалею только об одном — что не успела выпить вина и попробовать устрицы. Но, впрочем, невелика потеря.

— Настя, если ты сделаешь ещё шаг, то домой можешь не возвращаться.

Я останавливаюсь. Но не из-за слов Артема. Из-за холода в его голосе. Кидаю взгляд на него из полоборота.

Он стоит, глядя на меня, глаза пустые, разгневанные.

— Ты всё ещё моя жена.

— Правда? — я хмыкаю. — Что-то ты поздно об этом вспомнил.

Все. Больше оставаться здесь смысла нет. Теперь моя роль — второпланова.

К счастью, моё внимание привлекает официант, спешащий к нашему столику. Как кстати в его руках мой заказ.

Я перехватываю его взгляд, мило улыбаюсь.

— Прошу завернуть с собой.

А следом мило добавляю:

— Вместо бокала — бутылку.

Краем глаза замечаю, как лицо Артёма мрачнеет ещё больше. Но никак не поясняю свои действия.

Я разворачиваюсь, направляясь к выходу. Мне изменили. Формально выгнали из дома. Гулять так гулять.

За всё же платит пока еще “любимый” муж.

16. Артём

Чёртова стерва. Так и знал, что она что-то задумала!

Я сижу за столом, стискивая зубы так, что челюсть начинает побаливать. В висках пульсирует злость, пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. Только бы не сорваться. Только бы не показать слабину.

Перед родителями, Ирой и долбанным ребёнком, которого я даже не собирался видеть сегодня.

Настя… Дешёвая, двуличная тварь. Она устроила это. Как-то узнала, что я буду здесь и с кем встречусь. Она специально притащила сюда моих родителей, загнала меня в угол, поставила перед фактом.

И теперь я вынужден сидеть за этим чёртовым столом, изображая примерного сына, отца, мужа, какого-то, нахрен, честного человека, хотя внутри меня всё кипит.

Я бы с удовольствием разнёс всё к чертям. Разбил бы этот стол, швырнул тарелку в стену, врезал бы кому-то, лишь бы не сидеть тут и не участвовать в этом фарсе.

Но вместо этого я молча слушаю.

И первым голос подаёт отец. Он делает вид, что просто в ахуе, но я вижу его настоящую реакцию. В глубине души он доволен.

— Артём, а ты хорош, — усмехается он, покачивая бокал в руке. — Значит, ты тут у нас двойную жизнь ведёшь?

Я злюсь ещё сильнее.

Он говорит спокойно, без осуждения, с ленивым любопытством. В его глазах нет гнева, разочарования или презрения. Только мерзкая заинтересованность, будто он рассматривает удачную шахматную партию и прикидывает, как бы использовать её себе на пользу.

Конечно, он доволен. Отец всегда жил так.

Его любовницы менялись, как сезонные костюмы. У каждой был свой срок годности, но каждая получала ровно столько, сколько ему хотелось дать.

Мама знала. Всегда знала. И терпела.

Они не разводились не потому, что любили друг друга, а потому что им так было удобнее. Мать слишком гордая, слишком статусная, чтобы позволить ему оставить её. Отец слишком богатый, чтобы не иметь любовниц.

И сейчас он смотрит на меня так, будто гордится.

— Ты чего ж нас совсем в неведении держал-то? — с ленивым смешком бросает он, глядя на мать. — Хоть намекнул бы.

Но мать не улыбается. Она сверлит меня таким взглядом, что, кажется, могла бы пробить дыру в черепе.

— А теперь, будь добр,