Катья - Эмма Тополь

– Давно в бегах? – грозно спросил Валерий.

– Я не... Я два дня как из дому... А родители у меня хорошие.

– А чего ж ты от хороших родителей убежала? – засмеялась Лиза.

Валера тоже улыбнулся, но как-то криво и словно через силу. Во рту спереди у него не хватало одного зуба.

– Так лучше, – твердо ответила Катя, пытаясь приподняться.

– Лучше – кому? – не отставал от нее Валера.

– Им... – еле слышно произнесла Катя.

– Чего? Не слышу, кому лучше?

Но Катя молчала, боясь, что если начнет говорить, разревется в голос.

Ей на помощь пришла Лиза.

– Да ладно, Валерочка, может, пусть она с нами побудет, отлежится, а потом решим, что с ней делать!

– С каких это пор мы решаем вместе? – он резко повернулся к ней и с силой толкнул в грудь. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты вонючее свое хайло держала закрытым! Когда я разрешу тебе говорить, тогда и откроешь его!

Он схватил девушку одной рукой за волосы и потянул вниз. Та от боли застонала. Все вокруг чуть отодвинулись и хмуро следили за ними.

– Девка, может быть, подставная! Или мусора прислали! Понимаешь?! А может, с Васильевского Хрящ под меня подкапывает...

– Валерочка, да она из Москвы... вон ее табель. И билет есть... Пусти, Валерочка, больно... – девушка пыталась высвободиться, но он крепко держал ее за волосы.

– Тупая ты, Лиза! Всегда была тупая! По всему видно? Ты че, думаешь, документы подделать нельзя? Никак тебя не научить старших уважать! Ты только отсасывать можешь, а мозгов нет! Приходится мне тебя учить!

Валера резко дернул Лизу за волосы и наотмашь ударил по щеке. Девушка рухнула вниз.

– Ты чего дерешься! – Катя вскочила и встала напротив Валеры, словно готовясь его ударить. – Думаешь, ты сильный, думаешь, тебе можно!

Валера от удивления замер. Задумчиво оглядел Катю, затем посмотрел на лежащую на полу Лизу, быстро, словно проверяя реакцию, взглянул на толпившихся вокруг и снова остановил тяжелый взгляд на Кате.

– Ты смотри, боевая какая! Малявка, а туда же! С характером! Колись, тебя Хрящ подослал? Он ведь любит малолеток.

Валера подошел к ней поближе. В его взгляде были откровенная злоба и любопытство. Затем, подумав, он сказал:

– Может ты, Лизавета, и права. Пущай пацанка побудет здесь. Мне сейчас некогда, я вечером решу, что с ней делать. Может, она мне и пригодится разобраться с Хрящом в одном старом дельце... Костик, глаз с нее не спускай! Пусть здесь меня дожидается. Я когда вернусь, займусь ею.

Но Кате так и не довелось узнать, в каком деле хотел ее использовать Валера. Ночью его арестовали в гостинице за кражу и после двух месяцев следствия и суда дали три года тюрьмы. А Катя осталась с Лизой, которая взяла ее под свою опеку.

Весь следующий день тянулся бесконечно и промчался в один миг.

Я не могла сказать, какое время суток на дворе, закончилось ли утро и начался день, или утро еще только вкатывлось в пустой замерший дом, а во рту горел обжигающий привкус прошедшей ночи.

Голые, мы спускались из спальни на кухню, где почти не было еды, с аппетитом поедали полузасохшие яблоки, вялый от долгого лежания виноград, пили ледяную воду с вином. Позвонить и заказать что-нибудь из соседней пиццерии не приходило в голову, мы были уверены, что внешний мир прекратил свое существование.

Дэвид все это время был весел, дурачился, играя, легко оттягивал соски на моей груди, звонко шлепал ладонью по моим ягодицам, затем по своим – сравнивал звучание, бросался целовать, слегка покусывая, рычал. Ему все время хотелось тормошить меня, щипать, щекотать, заставлять вскрикивать, скорее от неожиданности, чем от боли.

В какие-то моменты он становился серьезным, приближал свое лицо к моему, целовал куда-то в висок, крепко держал горячими руками за затылок. Затем в нетерпении хватал за руку, мы тут же сплетались в объятиях. За сутки мы успели поваляться в коридоре перед входом в гостиную, на холодных мраморных плитах в ванных комнатах на первом и втором этажах, на полу в кухне, где дверца духовки, за которую я держалась, радостно звенела, словно бьющиеся друг о друга литавры в руках умелого музыканта.

В полдень следующего дня мы с ним все-таки уснули на несколько часов. Я проснулась от того, что Дэвид нежно водил пальцами по моей груди. Я обняла его, прижала к себе, перевернув на спину, склонилась над ним. Мои волосы почти закрыли его лицо, я не видела его глаз и не знала, проснулся он окончательно или продолжает спать. Его губы были приоткрыты, в углах рта скопилась влага. Я медленно целовала его теплую шею, опустилась к ямочке между ключицами, двинулась к маленьким сжатым соскам на худой мальчишеской груди.

Дэвид громко, протяжно застонал. А я скользила ниже, легко касаясь губами песочной, с легким пушком, кожи на животе, влажных голубоватых бороздок между ногами, языком слизнула белую каплю в центре розовой ямочки, стыдливо дрогнувшей от моего поцелуя...

Как передать словами то чувство, которое я испытываю, когда слышу твой крик?! В какой-то момент мне даже становится страшно – в этом стоне столько страдания и счастья, что мое сердце замирает. Вероятно, именно так кричит душа, расставаясь с телом. Жизнь словно уходит из тебя, ты пытаешься удержать ее в себе, рвешься вверх, затем стремительно падаешь вниз, снова поднимаешься, но, сдавшись, падаешь в конвульсиях!

Несколько минут ты не двигаешься. И я стараюсь дышать как можно тише, потому что знаю: путь твоего возвращения долог и труден. Ты пока еще не великодушен, для этого должно пройти время, которое подарит тебе молодых умелых женщин, и они научат тебя забывать о себе. Сейчас ты впервые испытываешь возможность легко, в любую минуту удовлетворить свою по-детски жадную и всепоглащающую страсть. Но я хочу тебя научить любить меня, знать мое тело так же, как я буду любить и знать твое.

Я беру твою руку и кладу себе на грудь, твоими пальцами сжимаю свой сосок.

– Поцелуй меня, – шепотом прошу тебя я.

Ты еще не вернулся ко мне, твои глаза открыты, но они затуманены. Мы лежим неподвижно несколько минут, затем ты поворачиваешься, внимательно оглядываешь мое лицо, словно еще раз знакомишься с ним, уже без моей помощи гладишь мою грудь, но пока это еще механическое движение. Мне нужно вызвать в нем чувство. И страсть, от которой твое разгоряченное лицо заостряется, а зрачки закатываются глубоко под веки.

Я беру твою руку и кладу ее у себя между ног. Ты замираешь. Я понимаю, что для тебя это прикосновение, которое ты столько раз представлял раньше и которое заставляло стыдливо корчиться по ночам на влажных простынях, – новый завораживающий опыт. Опасливо, кончиками пальцев, ты знакомишься со мной. Я помогаю тебе, словно поводырь веду за руку своей рукой по тропинке, мне хорошо знакомой, а для тебя полной неожиданностей. Вдруг ты замираешь, с тобой замирает мое сердце.