На стороне бога - Чингиз Абдуллаев

— Спит, — ответил художник. — Мне кажется, что ему плохо. Онможет прийти в себя, и тогда боль снова напомнит о себе. Нани иногда заходит кнам, но у нее нет никаких лекарств.

Из соседней комнаты донеслись сдавленные рыдания Толдиной.

— Что там случилось? — спросил Отари.

— Это, кажется, я довел ее своими расспросами, — мрачносознался Дронго. — Мне пришлось задать ей некоторые вопросы.

— Я понимаю, — сказал Отари. — Вы хотите найти истину.

— Кстати, насчет истины, — вспомнил Дронго, подвигая к себестул. — Я случайно слышал, как вы разговаривали со своим другом. Он советовалвам ничего не рассказывать. Говорил, что это совсем не обязательно, а выубеждали его, что не можете молчать.

— Вы слышали наш разговор, — понял художник.

— Извините, но я случайно услышал. Вы можете сказать, о чемшла речь?

— Могу, конечно, — взглянул на супругу Отари. Она сжала емуруку. — Я ведь не всегда был художником. Я служил в наших пограничных частях.Но когда в Грузии началась гражданская война и мне предложили сделать выбор, яотказался.

Я не мог стрелять в других грузин только потому, что одни изних любят Гамсахурдиа, а другие хотят сражаться за Шеварднадзе. Я считал дикимвыбор, при котором я должен стрелять в своих братьев. Я тогда отказалсявыполнить приказ своего руководства и ушел из отряда. Но у нас погибли двоемолодых парней.

Сейчас прокуратура проверяет, как они погибли, и Мамукасоветовал мне молчать, не вспоминать, что я служил в этом отряде. А я не хочумолчать и не могу.

— Ясно, — вздохнул Дронго, — все как всегда. Везде идутвойны, везде свои трагедии. Я все время думаю, как спят люди, которые вБеловежской Пуще устроили миллионам людей такую жизнь? Или они об этом даже невспоминают?

— Не знаю, — признался художник. — Мне иногда кажется, чтополитики вообще не думают о людях. Мы для них — абстрактная категория.

Дронго тяжело вздохнул. Он не знал, как ответить на подобныевопросы.

Вот уже столько лет не знал.

— Вы ничего не слышали? — спросил он, меняя тему разговора.

— А вы сами верите в неизвестного маньяка, который ходитвокруг дома? — ответил Отари вопросом на вопрос.

— Нет, — мрачно сказал Дронго. — Теоретически я могудопустить, что подобное возможно. Но только теоретически. В такую погодуманьяки не бегают вокруг дома, чтобы убивать людей. Здесь должны быть другиепричины, более глубокие, если хотите. А если это вообще не маньяк? Или, ещехуже и еще вернее, если это кто-то из нас?

— Не говорите так, — попросил художник. — Мне страшно дажеподумать об этом. Мамука считает, что мы сойдем с ума к утру, если к нам неприедут люди.

— Может, он и прав, — равнодушно заметил Дронго. — В концеконцов, ничего не бывает просто так. Возможно, что начавшийся ураган былпредопределен, как и убийство, которое здесь произошло.

При этих словах сидевшая рядом с художником Людмилавздрогнула и прижалась к мужу. Тот обнял ее покрепче, притягивая к себе.

— Я все время думаю, чем можно оправдать такие преступленияс точки зрения Бога, — вдруг сказал Отари. — Ведь любое убийство — это непросто насилие, а вызов Богу.

— Не всегда, — возразил Дронго. — Когда солдаты защищаютсвою родину или когда отец убивает насильников своей дочери — это не совсемубийство. Это библейская мера, которой нужно отвечать на насилие.

— Убийство не может быть воздаянием, — возразил художник. —Любое убийство отвратительно. Я — верующий человек. И мы с Людмилой венчались вцеркви. Посмотрите, какие у нас кольца, — поднял руку Отари. — Это старинныекольца нашего рода, передаваемые уже в двенадцатом поколении. Говорят, что онинемного сплавились в огне, когда одного из моих предков заперли в горящем доме.

Тогда его супруга шагнула к нему в костер. И потрясенные еемужеством враги решили оставить жизнь обоим.

Мы с Людмилой много обсуждали тему насилия. Разве можнорешиться на такое? Убить несчастную молодую женщину. Задушить ее во сне! Нет,на такое нормальный человек не способен.

— Я встречал столько всякой дряни в своей жизни, что вполневерю в способности мерзавца осуществить нечто подобное. Причем мерзавца, хорошомаскирующегося, — пояснил Дронго.

— Но ведь еще есть Бог, — сказал Отари, — и значит, любоеубийство — вызов небесам.

— Не обязательно. Я в последнее время немного пересмотрелсвою точку зрения на вмешательство Бога в наши дела.

— Вы атеист? — спросил художник.

— Один из моих друзей гениально сказал: «В Бога я еще могуповерить, но я не верю в его подсобное хозяйство — в рай и в ад». Вот и мнетрудно поверить в то, что мы увидим убийцу в аду, а с вами встретимся в раю,если, конечно, мы его заслужили. Боюсь, что в другой жизни нам не увидеться, даее и не будет. Я скорее скептик-агностик.

— Легче жить, когда веришь в Бога, — сурово заметил Отари.

— Согласен. Одна мысль о том, что ты будешь миллиарды летспать в могиле на радость земляным червям, может отравить твое существование.Но в этом и состоит смысл жизни, чтобы бросить вызов невероятной Вселеннойодним фактом своего появления и собственного разума. Много лет назад вНью-Йорке один священник сказал мне, что Бог должен быть в душе каждогочеловека. Но я думаю, что душа любого из нас представляет собой арену борьбымежду Богом и дьяволом.

Каждый день, каждый час, каждую минуту дьявол искушает нас,толкая на низменные поступки. Бог в таком случае справедлив: он не решает зачеловека, он предоставляет ему право выбора.

— Встать на чью-либо сторону? — усмехнулся Отари. — А вам некажется, что вы кощунствуете?

— Нет. Ведь с точки зрения верующего человека борьба идет немежду Богом и дьяволом. Такой борьбы просто не может быть. Ведь дьявол — тожесоздание всемогущего Бога. Значит, допуская вероятность подобного вселенскогозла, Бог предоставляет нам право выбора. И с этой точки зрения я вполнесогласен принять Бога. Ибо каждый человек должен сам для себя решить, на чьейстороне он хочет сражаться. На стороне Бога или на стороне дьявола.

За окном сверкнула молния и осветила их комнату.

— У вас страшная логика, — прошептал Отари, — я об этом недумал. Мне казалось естественным соблюдать нормы, установленные Богом.

— Большинство людей об этом не думают, — согласился Дронго.— Ведь право выбора — это самое страшное право, которым Бог наградил каждого изнас.

Соблазны велики, жизнь человеческая так коротка. Мы все ещене знаем своей конечной цели: почему мы появились на свет и в чем состоит смыслнашего существования, нашего разума? Может, поэтому большинство людей ипопадают в могилы, наполненные червями и навозом, так как предпочитают жить, незадумываясь о смысле своего существования. Может, поэтому большинство людей нехотят использовать своего права выбора. Ведь каждый человек в чем-то грешен,хотя бы своими мыслями. Абсолютных праведников не бывает, или бывают, но оченьредко. Но как оправдать подлость? Воровство? Как оправдать предательство? Язнаю столько людей, которые спокойно присваивают миллионы долларов, пока от болезнейи голода умирают дети их народа. Где оправдание? И почему Бог не хочетнаказывать подобных людей? Или он предоставляет им право выбора?