План битвы - Дмитрий Ромов

шорохи. — Алло, вас не слышно!

Судя по едва различимому сопению, дело здесь не в технической проблеме. Просто абонент и не хочет, чтобы его было слышно.

— Алло, — на всякий случай повторяю я, но на том конце провода раздаются короткие гудки.

Интересно. И довольно тревожно. Блин, не ставить же пост у подъезда, честное слово…

Я снова иду к дивану, и снова звонит телефон. Блин. Цирк какой-то…

— Алло!

— Привет, Егор, как дела?

Это Большак. Он бы вряд ли дышал в трубку, но я на всякий случай уточняю:

— Дядя Юра, это не ты звонил минуту назад?

— Нет, я не звонил. Не я.

А жаль…

— Как дела у тебя? — спрашивает он.

— Да, жив ещё… Сегодня целый день отрядом занимался, я тебе рассказывал, гвардией и тайным орденом.

— Да-да, ну и как, успешно?

— Ага, Ефим прямо вцепился в идею. Сегодня совещание было, и с завтрашнего дня отряд официально существует.

— Ого! Вот это скорость. Поздравляю. Отлично, но ты не забывай, тебе сейчас надо спокойный образ жизни вести.

— Да, какое там…

— Я тут, — вздохнув, продолжает Платоныч, — подумал про стукача. Ничего хорошего не придумал. Есть, конечно, пара мыслишек. Надо встретиться помозговать. Если подскачу, сможем пошептаться?

— Не, сегодня никак. Давай завтра, можем утром. Я к десяти на физио, а до этого или после совершенно свободен. По Трыне нет новостей?

— Нет, конкретных нет, но надо попытаться с ним ещё раз встретиться. Юрист говорит, что детдом с плохой репутацией, проблемный. Так что буду пытаться организовать новую встречу. А по нашей с тобой встрече… Я сейчас не помню, какой у меня график, ты позвони, как освободишься и мы договоримся, хорошо?

— Окей, хорошо.

— Я, кстати, поговорил вчера с Ефимом. Всё, как я и предполагал, за пределы города не полезет…

Попрощавшись, я снова направляюсь в сторону своего лежбища и опять оглушительный телефонный звонок настигает меня раньше, чем я успеваю дойти до дивана.

— Алло…

И опять тишина. Да твою ж дивизию. Я строю в уме многоэтажную словесную конструкцию и бросаю трубку на рычаг. И тут же раздаётся новый звонок. Не квартира, а Дом советов!

— Я тебе все рога поотшибаю, козлина! — не выдерживаю я.

— Ты чё, Брагин, ох**л⁈ — раздаётся после небольшой паузы раздосадованный голос генерала Печёнкина.

Упс…

— Ой, Глеб Антонович, извините… Хулиганы достали, балуются, звонят и молчат, дышат в трубку, вот я и сорвался.

— Ты на хулиганов не сваливай, сам вон хулиган отпетый, по тебе сизо плачет. Ты понял меня?

— Ну простите, товарищ генерал, я же говорю, хулиганы замучили.

— Ещё и я сейчас добавлю тебе мук. Чё за подстава, Брагин? Какого х*я меня твои дружки из конторы дёргают. Ты мне чё говорил? Не напомнишь? А получается что? Х***ня какая-то, вот что. Это они как так наглеют, что моих людей на ЛВЗ сношают во всех смыслах и позах? Вы чё там все ох**ли? Думаешь, на вас управы не найдётся? Щас прям, ага. Я вам такую сладкую житуху устрою, кровью ссать будете. Ясно тебе⁈

— Мне-то ясно, — спокойно отвечаю я. — Да только вам самому дохрена, чего не ясно.

Да ты, да я, да все вы тут, а я один и весь в белом. Он орёт и слова его становятся нечленораздельными и непонятными.

— Давайте я…

— А давайте не давайте! — перебивает меня Печёнкин. — Завтра утром жду тебя у себя, ты понял? В восемь тридцать, чтобы был. А иначе я лично так вас всех отделаю, что до смерти ссаться будете. И сухари, сынуля, взять не забудь!

Он бросает рубку, и я, наконец, достигаю своего дивана. Умеет он взбодрить, прям талантище. И так неприятное смутное чувство завелось, а ещё и он…

Приходит отец. Мы ужинаем, и я снова падаю. В принципе боли нет, и я, можно сказать, отдохнул, так что нужно собираться на свидание. Я принимаю душ, типа чтобы завтра в профилактории время не тратить, и одеваюсь.

Мать смотрит на мои приготовления с подозрением. Чтобы усыпить её бдительность, я собираю небольшую сумку. Потом прощаюсь, категорически отказываюсь, чтобы папа меня провожал и выхожу из дому.

Сначала несколько минут торчу у окна, пытаясь оценить обстановку у подъезда, но из-за козырька над крылечком лавка остаётся вне видимости. Наконец, я решаюсь выйти. Спускаюсь по ступенькам и, придерживая дверь, выскальзываю из подъезда.

Как тень крадусь я вдоль дома, но это меня не спасает…

— Э, Бро, слышь… — раздаётся позади меня хриплый голос.

Бл*дь! Это «слышь» достало уже. В натуре. Я резко оборачиваюсь и вижу худого, морщинистого и абсолютно седого урку. Рубашка на нём висит, как на вешалке, а кисти рук «украшены» татуировками.

— Вломить бы ему с разворота, да плечо нельзя такому шоку подвергать…

— Слышь, Бро, — повторяет урка, — куда ломишься? Минуточку внимания, мля, в натуре…

8. Малиновый туман

— Чё тебе надо, мужик? — говорю я, морщась, как от зубной боли. — Иди ты лесом, честное слово. Некогда мне с тобой рамсы рамсить.

— Да ты кто такой, чтоб с тобой базарить вообще? Фраерок, в натуре.

— Ну, так и не базарь, дядя, иди с миром.

Достали. Реально придётся будку патрульную ставить, а то ведь и шагу ступить не дают.

— Слышь, ты, кент, я за тобой бегать что ли буду?

Неужели не будет? Это что-то новенькое, честно говоря.

— Хлеб за брюхом не ходит, если чё, — продолжает он. — Не хочешь, не бери. Моё дело малое. Сказали передать, я передал.

— Что передал-то? — пожимаю я плечами, продолжая идти.

— Ну так остановись и возьми, — злится он.

— Так говори. Некогда мне.

— Валыну, ёпта! Мож посреди проспекта тебе вручить, типа в рыцари посвятить или чё?

Блин. Это от Цвета что ли?

— От кого?

— От друга твоего, — хрипит он. — Посылка из Шанхая. Брать будешь?

Я останавливаюсь и рассматриваю почтальона. Худой, высокий, чуть сутулый. На левой скуле старый шрам, небольшой, от хорошего удара. Во рту блестит золотая фикса. Взгляд чёрных пропитых, недобрых глаз кажется вызывающим. Такие вечно задираются, и им всё равно на кого переть.

На «почтальоне» полинявшие джинсы и джинсовая куртка, в руке он держит авоську с бутылкой кефира, батоном и несколькими бумажными свёртками из гастронома. Смотри-ка, домашний урка, хозяйственный.

— Сразу сказать не мог? — восклицаю я, глядя ему в лицо. — А то про рыцарей знаешь, а разговаривать по-человечьи не обучен. Как зовут?

— Меня не зовут, я сам прихожу, — отвечает он и сплёвывает под ноги. — Ты точно Бро? А то непохоже, что посылку ждёшь.

— Давай-давай, жду.

— Ну, бери.

Неожиданно он запускает руку в сетку и выуживает с самого дна бумажный свёрток. Я принимаю его и ощущаю тяжесть. Увесистый.

— Бывай, Бро, — бросает он и, развернувшись, уходит.

Блин. Круто… И куда мне его девать? Покрутив головой и посмотрев по сторонам, открываю свою дорожную сумку и засовываю опасный свёрток поглубже. Супер доставка, Али, блин, экспресс…

Классно я подготовился к свиданию — смена белья, на три ночи, между прочим, и пушка. Надо бы ещё посмотреть, что там за инструмент такой…

Прихожу к Ирине в три минуты десятого.

— Я думала, ты уже не придёшь, — хмуро говорит она.

Что ответить… Даже и не знаю. Улыбаюсь.

— Извини, с боями прорубался.

— А в сумке что? Тебя из дома выгнали? — всё ещё хмурится Ирина.

Она вырывает сумку из рук и раскрывает. Блин. Надеюсь, рыться не будет… Нет, будет…

— Ир…

— Нет, правда выгнали? У меня пожить нельзя, если что.

— Я соврал, что в профилакторий путёвку дали.

— Да? — смотрит она на меня и подвисает на несколько мгновений. — А это идея! Может, тебя действительно куда-нибудь пристроить? Санаторий-профилакторий или дом отдыха? Что думаешь, а?

— Думаю, не стоит. Мне каждый день в больницу нужно ходить на физиотерапию, да и вообще, сейчас из города уезжать не хотелось бы…

— Ну, может, и в городе можно подыскать что-нибудь. Надо подумать. Ладно, чего стоишь, как неродной, проходи.

Мы идём в гостиную. Чем это пахнет…

— Ты голодный?

Вообще-то нет, меня же мама накормила.

— Надеюсь, не слишком, — говорит Ирина, — потому что план другой…

Это я уже чувствую. На ней тонкий короткий шёлковый халатик. Она босая, влажные тяжёлые волосы рассыпаются по плечам.

— Идёшь?

Иду, конечно, только… Только по сравнению с ней, такой прекрасной и неземной, сам я кажусь себе совершенно неуместным. Сумка с трусами и пистолетом, нелепый вид и, главное, рука, движения которой вызывают весьма сильную боль.

В комнате сумасшедше пахнет лилиями. Огромный букет стоит в большой вазе на полу у балкона и порывы летнего тёплого