Момент перелома - Александр Михайловский

Затем он взял у Кости гитару. Провел пальцами по струнам, чуть подкрутил колки, потом поднял голову.

– Господа офицеры, посвящается всем, кто сражается за Родину, то есть нам с вами! – потом ударил по струнам и господа офицеры замерли.

Здесь птицы не поют,

Деревья не растут,

И только мы, к плечу плечо

Врастаем в землю тут.

…

Горит и кружится планета,

Над нашей Родиною дым,

И значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

…

На припеве голос старшего лейтенанта взлетел вверх, и я почувствовал, как у меня у самого по телу побежали мурашки.

…

Нас ждет огонь смертельный,

И все ж бессилен он.

Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный,

Десятый наш десантный батальон.

Десятый наш десантный батальон.

…

Лишь только бой угас,

Звучит другой приказ,

И почтальон сойдет с ума,

Разыскивая нас.

…

Когда-нибудь мы вспомним это,

И не поверится самим.

А нынче нам нужна одна победа,

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Стих последний аккорд – и в наступившей тишине, Слон отложил гитару в сторону. После некоторой паузы, заполненной гробовой тишиной, офицеры разразились бурными аплодисментами.

Я подмигнул Слону.

– Господа офицеры, как командир бригады предлагаю сделать эту песню, написанную будто про нас, нашим официальным бригадным гимном.

От входа в палатку раздалось деликатное покашливание. Я поднял глаза и увидел стоящего на пороге отца Спиридона.

– И кто же автор сей замечательной песни? – батюшка бесшумными шагами вошел внутрь. – О нет, в ней нет ничего предосудительного, даже наоборот. Но просто любопытно.

Я пожал плечами.

– Ну и что с того, что автора еще нет среди живущих? Это делает ее хуже?

– Совсем нет, но… – смутился отец Спиридон.

– Отче, не продолжить ли нам дискуссию у меня в палатке? – я показал на выход. – По-моему, так будет лучше.

Отец Спиридон кивнул.

– Думаю, Александр Владимирович, вы правы. Господа, попрошу нас извинить, но мы с господином подполковником уединимся для более содержательной беседы. Я понимаю ваши чувства от зачисления в штат, но не забывайте, что сей день посвящен страданиям Господа нашего Иисуса Христа на кресте…

Произнеся эти слова, батюшка широко перекрестился и вышел из штабной палатки. Козырнув на прощание офицерам, я последовал за ним.

Там же пятнадцать минут спустя, палатка командира бригады.

подполковник Новиков Александр Владимирович.

Я откинул в сторону полог палатки, и указал рукой на единственный стул.

– Проходите, отче, садитесь. Что будете пить, чай или водку?

Батюшка аккуратно устроился на хлипком походном стульчике.

– Отчего ж, Александр Владимирович, такой, не побоюсь сказать, радикальный выбор? И если вы предлагаете мне чай, то отчего же я не вижу здесь самовара?

Я сел напротив него, прямо на узкую койку.

– Ну, отче, мне казалось, что термос уже изобретен, простая ведь вещь. Вот водка, – с этими словами я вытащил из-под кровати непочатую бутылку, потом указал на стоящий посреди стола термос, – а вот чай. Ну-с, отец Спиридон, выбирайте?

– Грешен я насчет водочки, – склонил голову отец Спиридон, – каюсь, а посему воздержусь. Поглядим, что за чай в этом вашем термосе…

– Изыди, сатана! – отправил я бутылку беленькой обратно под койку. – А я вот сам, отче, небольшой любитель этого дела, только по чуть-чуть и под настроение.

– Под настроение, конечно, можно, – отец Спиридон принял стакан с горячим чаем. – Но…

– Сейчас не тот случай, – подхватил я, – слушаю вас, отец Спиридон…

Батюшка отхлебнул горячего чаю и поморщился.

– Крепкий, зараза, прости Господи, и как вы эдакое пьете? А вообще, Александр Владимирович, это я вас слушаю. Любопытно мне, кто вы и что вы. Да еще замысел Господень понять хочу. Чего он добивался, приводя вас в наш мир? Только ли разгрома японского флота, или цель ваша куда шире?

– Да, батюшка, вопрос философский, его под другой напиток обсуждать надо. Но попробую. Так сказать, как участник и очевидец. Замысел божий обсуждать не буду, поскольку не знаю, да и негоже. Вообще, святой отец, кто этого не видел, тот не поймет. Общее ощущение от обстановки в две тысячи семнадцатом году – это тупик. Добротный такой тупик истории, из которого ни вправо, ни влево, ни вперед, ни назад, а мутная жижа поднимается все выше– и вот-вот захлестнет всех с головой. Подробней, если пожелаете, поговорите на эту тему с Павлом Павловичем Одинцовым, он-то непосредственно политикой занимался. А моя специальность, знаете ли, служить России и убивать ее врагов. Что и буду делать, невзирая на то, какой год на дворе. А сделать тут можно многое. Мы, отец Спиридон, не просто имеем больший, да и лучший опыт в военном деле. Мы еще и мыслим по-другому – быстрее и более рационально. И задача нашей бригады – не просто создать более совершенную боевую единицу, с помощью которой можно выиграть одно или два сражения. Нет, я думаю, главное – привить господам офицерам образ мышления, при котором они будут выбирать место и время сражения и побеждать через то, что навяжут противнику свою волю. Вы еще не знаете, но среди наших офицеров есть люди, про которых мы точно знаем, что они обладают особыми военными талантами. А также некоторое количество способной молодежи, про которую мы не знаем ничего, кроме того, что они погибли на этой войне. Как любит говаривать гауптман Слон – аллес капут! Это в том смысле, что любой из таких «условных» покойников может обладать неизвестными нам талантами. Господа офицеры больше не будут руководить огнем стрелковой цепи, стоя в рост или привстав на одно колено. Скольких юных прапорщиков и подпоручиков унесли вражеские пули из-за бессмысленной бравады? Вы в курсе, что наши крейсера задержали в Восточно-Китайском море пароход, на котором в Корею плыли британские охотники на людей, снайперы. Их основной жертвой как раз и стали бы наши русские молодые офицеры. Вот так-то, отче, не все так просто… – Я одним глотком допил остывший чай,. – Еще?

– Да, пожалуй, – отец Спиридон пододвинул мне свой стакан. – И все-таки во всем в этом должен быть какой-то высший замысел…