Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России - Джордж А. Хилл

издал воззвание, призывая встать под ружье всех греков, находившихся за пределами территории, занятой королевскими вооруженными силами. Эти греческие дивизии формировались и экипировались союзниками.

В качестве ответных действий роялисты уговорили архиепископа Афинского предать его анафеме, и он был отлучен от церкви со всей пышностью церемониала Греческой православной церкви.

Не думаю, что это как-то взволновало Венизелоса. Его ответом было формирование Corps de la Sureté (сыскная полиция) для защиты собственной персоны и временного правительства. Эта полиция со временем обрела большую власть и после отречения короля Константина от престола сыграла роль, очень схожую с ролью русской охранки и большевистской ЧК.

Похоже, политики имеют обыкновение создавать эти учреждения с честными намерениями, но рано или поздно оружие, созданное ими для своей защиты, становится средством их собственного свержения. Думаю, что Венизелос обязан своим падением тиранической деятельности Corps de la Sureté во время его поездки на Парижскую мирную конференцию.

Судьба распорядилась так, что мы с ним остановились в одном отеле в Париже во время работы мирной конференции; наши номера были соседними, и именно тогда я оценил его проницательность и понимание международных дел. Однажды я спросил его, что он почувствовал, когда узнал, что отлучен от церкви. Венизелос улыбнулся.

– Через год, – сказал он, – в том же самом соборе был отслужен благодарственный молебен за наше официальное вступление в войну на стороне союзников.

Через какое-то время я получил приказ отправиться в Египет и сел на военный сторожевой корабль, который шел в Александрию, но по пути заходил на различные острова в Эгейском море, а также однажды бросил якорь в Пирее, где военный наблюдатель Комптон Маккензи блестяще руководил разведывательным отделением, работавшим против немцев. По переписке я давно уже знал о его деятельности и восхищался тем, как мастерски он организовал работу своего подразделения. Но не из-за его военных успехов я с трепетом ждал встречи с ним, а из-за того, что он был автором романа «Скверная улица».

В Александрии я ждал новых распоряжений и коротал время, катаясь днем на роликовых коньках на местном катке. На второй день моего катания на площадке появилась стройная женская фигура, которая каталась с удивительными грацией и очарованием. Когда она проехала мимо, я узнал в ней немку Минни Кляйн, занимавшуюся самым древним ремеслом в мире и являвшуюся одним из самых важных агентов Германии на Восточном Средиземноморье.

С огромным трудом мы выдворили ее из Салоник. Я написал «с трудом», потому что, несмотря на ее немецкую национальность, у нее был безупречный греческий паспорт, и нам удалось лишь удалить ее в Афины. Она была достаточно умной, чтобы не попасться физически, но подозрения в ее адрес были обоснованными, ведь у нее была великолепная возможность добывать информацию у офицеров, в равной степени старых и молодых.

Я понятия не имел, как она попала в Египет, но знал, что ей нечего было там делать. Я проявлял осторожность и старался не попадаться на ее пути, боясь, что она узнает меня и запаникует, но я никогда не выпускал ее из виду и послал сообщение начальнику военной полиции, который прислал офицера, передавшего Минни Кляйн вежливое приглашение посетить его канцелярию.

Минни была в сильном негодовании. Ее защита была почти убедительной. Но, увы, хоть она и изменила свое имя и паспорт, ей не удалось изменить свое лицо. Судьба была против нее, так как в распоряжении контрразведки в Салониках имелось ее фото. Когда оно прибыло в Александрию и ее личность была точно установлена, ее на корабле вывезли на Мальту и задержали там на все время, пока шла война.

Каир и Александрия были очагами интриг и международного шпионажа. Я был связан с человеком по имени Теоридес, который был тайным агентом на службе греческого правительства. Он контролировал банду головорезов, которые слонялись по базарам и занимались всевозможной нелегальной деятельностью. Именно Теоридес впервые рассказал мне о великолепной работе, которой занимался один англичанин, проживавший под личиной араба; это был полковник Лоуренс Аравийский.

Однажды я встретился с Лоуренсом, когда находился в Каире. Это был спокойный, сдержанный человек, и лишь от его коллег и моего приятеля-головореза Теоридеса я узнал о его работе. Впоследствии, находясь годом позже в России, я пытался применить кое-какую тактику против немцев, которую полковник Лоуренс использовал против турок.

Другим человеком, с которым я провел много часов в Египте, был Линкевич – русский революционер, высланный из России, который зарабатывал себе на жизнь окольными путями. Он был помешанным фанатиком, но очень хорошо информированным и знал обо всем, что происходило в Каире. У него также имелись некие тайные источники информации, и он сообщил мне об отречении русского царя от престола и установлении революционного правительства в Петрограде через несколько часов после произошедших событий. Это случилось за два дня до того, как до штаба и египетской прессы дошли об этом официальные телеграммы. Но я так и не узнал, как он получал свою информацию.

Глава 10

Когда в июле 1917 г. я был в отпуске, внезапно получил распоряжение присоединиться к миссии Королевского летного корпуса в России. Я с радостным сердцем покинул вокзал Кингз-Кросс на полночном поезде, отправлявшемся в Абердин, чтобы узнать, каково реальное положение дел в новой, незнакомой мне России. Ранним утром следующего дня поезд пересек Форт-бридж. Под нами простирался Великий флот, а в воздухе висели аэростаты слежения, с которых велось непрекращающееся наблюдение на тот случай, если немецкая субмарина так или иначе сумеет проскользнуть в Форт-бридж. Мост находился под надежной охраной, и мне было интересно, сколько дал бы германский тайный агент за возможность провести на нем час.

В Северном море бушевал ужасный шторм, и, когда я прибыл в Абердин, он сотрясался от шквалистого ветра. Мы явно были обречены на переправу в такое ненастье. Плохая погода затрудняет действия подводной лодки, и я был рад, что риск быть торпедированным на корабле сводился к минимуму. Конечно, всегда существовал риск напороться на плавучие мины – ужасная вещь, которую можно встретить в бурном море, – но после гибели броненосного крейсера «Хэмпшир», произошедшей более года тому назад, когда лорд Китченер и весь личный состав корабля, кроме полудюжины служащих, погибли по пути в Россию, были приняты чрезвычайные меры предосторожности.

По-моему, судно, на котором я переправлялся через пролив, называлось «Юпитер», но я не уверен. Во всяком случае, это был похожий на яхту паром с очень низкой посадкой, у которого была репутация быстроходного судна. Паром показался мне слишком маленьким, чтобы выходить в море