Марадентро - Альберто Васкес-Фигероа

Однако в то утро чудес не произошло. Их ждал только трудный переход в душной и влажной атмосфере, длившийся до тех пор, пока после полудня не начал набирать силу далекий рев, и по мимике и односложным выкрикам воинов они поняли, что приближаются к реке.

Она текла с юга, с отрогов Сьерры-Пакараймы, перескакивая с камня на камень, живая и стремительная, однако где-то километров через десять по левому берегу внезапно вырастала каменная стена, которая обуздывала рычащий каскад. Русло под ним расширялось, и он успокаивался, словно речь шла о двух разных реках, у которых общей была лишь вода, хотя, говоря по правде, даже вода казалась другой, поскольку не было общего между той, что ревела, взбивая пену, и той, что тихо журчала, устало прокладывая себе путь между толстых корней высоких сейб, индийских каштанов и королевских пальм.

Венгру понадобилось всего несколько жестов и полудюжина слов, казавшихся тарабарщиной, – и туземцы начали валить деревья и соединять их с помощью бехуко и лиан. Так что спустя пару часов они построили плот, снабдив его кормовым веслом и двумя длинными и крепкими шестами из древесины чонты.

Перенеся Айзу на импровизированный бонго – ей уже явно стало лучше, – «цивилизованные» уложили рюкзаки, оружие и гамаки и, погрузившись на борт, позволили индейцам вытолкнуть плот на середину течения.

А потом те остались позади: одни по пояс в воде, другие на берегу, третьи даже взобрались на ветви деревьев, – и по мере того, как течение уносило плот все дальше, постепенно уменьшались и теряли реальные очертания, пока вдруг не пропали из виду, проглоченные листвой. Их исчезновение было таким внезапным, словно они были сновидением, а не явью.

И наверняка больше никогда не будут реальностью, потому что, скорее всего, отправятся в свои далекие долины или суровые горы, где будут скрыты от взоров цивилизации до тех пор, пока непрерывное кровосмешение не приведет их к окончательному вырождению, и в итоге они исчезнут с лица земли. Хотя до тех пор, пока этого не случится, всякий раз, собравшись вокруг костра, они будут вспоминать то далекое время, когда их предки сопровождали богиню – ту, что увела за собой злых духов к огромной Ориноко, на берегах которой обитали «цивилизованные».

Но до Ориноко было еще очень далеко, и бонго неторопливо плыл по чистым черным водам, не желавшим стряхнуть с себя сонное оцепенение, словно им любопытно было заглянуть под каждый корень и каждый камень, образуя заводи, в которых, будто в темном зеркале, отражались деревья и пальмы.

На закате путешественники пересекли широкую безлюдную саванну, казавшуюся лишенной любого проявления жизни и движения, и с наступлением ночи приблизились к тому месту, где вновь рождалось мелколесье. Там они остановились на ночлег, так как, по мнению венгра, Айзе было бы полезно подышать ночью свежим чистым воздухом, веявшим над ковылем: он прогонит остатки жара гораздо быстрее, чем тяжелый, смрадный и спертый воздух сельвы.

– Если, как я надеюсь, мы сейчас находимся на Куруту́, завтра доберемся до Трупиала, – добавил он. – Если же, напротив, мы отклонились к северу, путешествие окажется более долгим. И очень тяжелым.

– Позвольте мне взглянуть на карту, – попросил Себастьян. – Возможно, мне удастся это выяснить.

– Парень! – с улыбкой ответил венгр. – Если я покажу тебе карту этой части Гвианы, ты только запутаешься. В здешних краях следует держать свою собственную карту в голове, потому что только она тебе и сослужит службу. Остальные – лишь мокрая бумага. – Он вынул из кармана небольшой компас, положил его на землю и определил положение стрелки по отношению к линии берега. – Это должна быть Куруту, потому что мы все время плыли на северо-восток, а вон там, на юге, я вроде бы видел вершину горы. Вот такие детали ты и должен брать в расчет, а не то, что нарисовали грамотеи, в жизни не покидавшие Каракаса.

– Значит, это Куруту вымывает алмазы?

– И золото. Все эти реки несут золото и алмазы, но, поскольку каждая имеет своих собственных духов-шутников, может так получиться, что здесь ты ничего не обнаружишь, а в трехстах метрах ниже по течению пройдешь, сам того не ведая, над «бомбой», которая могла бы обогатить тысячу человек.

– Но ведь существует какой-то способ это обнаружить.

– Какой-нибудь существует, – согласился Золтан Каррас. – Но научиться этому можно лишь с годами. Когда наступает сухой период и вода в реках спадает, самое время выходить на охоту за неуловимым камнем. Надо особенно внимательно изучать берега, чтобы обнаружить след графита, который может вывести тебя на жилу или то место, где течению вздумалось оставить свое сокровище. Надо уметь слушать «музыку» алмазов, то есть тихо сидеть на скале, наблюдая за тем, как течет река, в надежде, что она мимоходом прошепчет свои секреты. Это что-то вроде игры – увлекательной игры, в которой зачастую ставишь на кон собственную жизнь.

– Я уже это понял, – кивнул Себастьян. – Однако вы говорите, что самая лучшая пора – когда реки мелеют, а ведь сейчас они полноводны.

– Знаю, и поэтому в Трупиале «бомба», скорее всего, расположена не в реке, а в том месте, которое, возможно, было ее старым руслом. Бывает так, что в результате наносов или обрушения горного склона река меняет течение, ищет новый выход и покидает прежнее русло, которое быстро зарастает. Но может так случиться, что именно там течение веками оставляло алмазы. – Он с досадой прищелкнул языком. – И это осложняет работу, потому что тогда надо носить землю к реке, чтобы ее промыть, или же провести воду к месторождению. – Он пожал плечами, словно показывая, что приходится с этим смириться. – Но это лишь предположения, не стоит ломать себе голову, пока не доберемся до «тарарама» и не отхватим себе приличный участок до того, как нагрянет «чума».

– А если уже нагрянула?

– Тогда самое лучшее – сесть в какой ни есть задрипанный самолетишко и вернуться домой.

– И где же ваш дом?

«Мусью» Золтан Каррас поднял голову и посмотрел на Аурелию Пердомо, подошедшую с кофейником в руках: это она задала вопрос.

– Он всегда находится на одном и том же месте, сеньора, – ответил он с веселыми чертиками в светлых глазах. – А точнее, под моей шляпой.

Возможно, ветры саванны ночью и в самом деле далеко-далеко унесли остатки лихорадки, мучившей Айзу, только они были не в силах отогнать кошмары, которые заставляли ее стонать и метаться. Мертвецы явились вновь и завладели ее снами, и среди всех – любимых, знакомых или забытых – теперь почему-то выделялся новый персонаж, на которого прежде она почти не обращала внимания.

Это был туземец – настоящий «дикарь», намного выше ростом и красивее тех, кого она встречала до сих пор. Она вспомнила, что видела его: он проходил мимо, потерянный и безмолвный, как мертвец, не желающий смириться с тем, что он мертвец. Неожиданно он сел перед ней на корточки, посмотрел ей в глаза и заговорил глубоким и густым голосом.

– Пойдем со мной, – попросил он. – Мой народ тебя ждет.

– Какой народ?