Битва у Варяжских столпов - Михаил Серяков

Весьма показательно и упоминание варягов их ближайшими соседями как на севере, так и на западе. На немецкой Санкт-Эммерамской карте, происходящей из одноменного монастыря в Регенсбурге и датируемой 1145–1152 гг., на крайнем севере обозначены CADES VARACIS, то есть Варяжские столпы. Чтобы объяснить, почему на средневековой немецкой карте вместо скандинавской формы «вэринги» фигурирует славянское «варягиварязи», Л.С. Чекин, следуя норманистскому символу веры, сочинил целую историю. Согласно ей немецкие участники Крестового похода Вельфа Баварского 1101–1102 гг. в Византии познакомились с наемниками варягами-варангами, соотнесли их со скандинавами, и поскольку они знали, что те живут на севере, а на карте уже была обозначена Нормандия, то картограф прибег к синониму, заменив норманнов на варягов. Что касается образа столпов для обозначения крайних сторон света, то данная традиция идет еще от античных Геркулесовых столпов, а автор карты поместил их не только на западе, но и на всех остальных известных ему пределах. Однако близость наименования северных столпов к славянскому названию варягов столь велика, что в завершение своих рассуждений Л.С. Чекин все-таки был вынужден признать, что «нельзя исключить и славянское влияние»{163}.

Однако против этой гипотезы говорит не только искусственность ее построения, но и конкретные факты. Как отмечал еще В.Г. Васильевский, после поражения при Гастингсе основную часть варяжского корпуса в Византии с 80-х гг. XI в. начинают составлять англосаксы, сражаться с которыми пришлось еще участникам Четвертого крестового похода. Самое первое сообщение о них мы встречаем у Готфрида Малатерра в связи с битвой 1082 г. («англяне, которых называют варангами»), а Кодин при описании придворного пира отметил, что «варанги восклицают императору многая лета на своем отечественном языке, т.е. по-английски»{164}. Следовательно, отождествление византийских варангов со скандинавами немецкими участниками Крестового похода 1101–1102 гг. не являлось само собой разумеющимся.

Кроме того, на крайнем севере Европы действительно стоял каменный столп, связанный с варягами, и в этом отношении немецкому картографу не надо было ничего придумывать. Предание о нем было записано от лапландских старожилов в 1592 г. и использовано русскими послами в 1601 г. во время переговоров об установлении точной русско-норвежской границы: «Был в Кореле и во всей Корельской земле большой владетель, именем Валит, Варент тож, а послушна была Корела к Великому Новгороду с Двинскою землею, и посаженик был тот Валит на Корельское владение от новгородских посадников; и как ту мурманскую землю учал войною проводити под свою власть, и мурмане били челом норвецким немцам, чтобы они по соседству за них стали… и отстояти (немцы) их не могли, потому что сам собою он (т.е. Валит) был дороден, ратный человек и к рати необычный охотник… и побивал немец, а на Варенге, на побоище немецком, где Варенгский летний погост, на славу свою принесши к берегу своими руками положил камень, в высоту от земли есть и ныне более косые сажени… а тот камень, что в Варенге, и по сей день слывет Валитов камень…»{165} Названная по его имени Валитова губа и Валитово городище находились на самой крайней границе русской Лапландии. Норвежцы называли это место в Баренцевом море Варангер-фьорд, и подобное совпадение топонимики указывает на связь Валита с варягами. Что касается скандинавского названия данного места, то суффикс -ang чужд всем германским языкам, за исключением франкского, в котором он развился из — Ing под романским влиянием{166}. Показательно также, что в «Книге Большому чертежу» имя Валита писалось не через а, как в данном предании, а через о — Волитово городище{167}, что тем более говорит о его связи с западнославянским племенем волотов-велетов. Еще более показательно то, что местные лопари (саамы) называют этот залив Варьяг-вуода и, следовательно, познакомились с названием варягов от славяноязычного населения, ибо знают его «в славянской, а не скандинавской огласовке»{168}. Грамоты Василия III сборщикам дани в Л опекой земле 1517 г., дошедшие до нас в датском переводе, не только фиксируют славянское название интересующего нас топонима (Варяги, Variagi и Wariagiske погост), но и неподалеку от него Норвежский конец. Это говорит не только о том, что варяги в данном случае отличались от скандинавов, но и о том, что датским переводчикам и в голову не пришло отождествить варягов с вэрингами. Хоть эти грамоты относятся к московскому времени, однако данная топонимика явно восходит к новгородской эпохе: согласно грамоте Василия III варяги входят в состав волости Колоперемь, которая упоминается в договорах Новгорода с князьями с 1264 г.{169}

Время продвижения новгородцев на север и столкновения их с норвежцами позволяет определить период возникновения предания о Валите. Уже в 1032 г. летопись фиксирует плавание новгородского посадника на Северной Двине Улеба на восток к Железным (Карским?) воротам. «На Печере, Югре и Кольском полуострове ушкуйники появляются в XI–XII веках. Уже тогда местное карело-лопское и ненецкое население подчинилось новгородской власти»{170}. Написанная в 1200 г. «Гулатингская правда» при описании Халогаланда, самой северной окраины Норвегии, отмечает участившиеся случаи нападения на него русских{171}. Дело не ограничилось одними походами: «Достаточно рано русские осели и на землях, примыкающих к Баренцову морю от Колы-реки до Варангер-фьорда»{172}. Следует также отметить, что воздвижение столпа в честь победы являлось западнославянской традицией, как это следует в сообщении Галла Анонима о деяниях Болеслава: «Неукротимых же саксов он подчинил с такой доблестью, что определил границы Польши железными столбами по реке Сале в центре их страны»{173}. Таким образом, предание о победе варяга Валита-Волита над скандинавами и о воздвижении им в честь своей победы каменного столпа на самом севере обитаемых земель благодаря новгородскому посредничеству в XI–XII вв. вполне могло попасть к западным славян и через них стать известно немецким монахам. Данный способ возникновения интересующего нас названия на Санкт-Эммерамской карте требует гораздо меньшего количества допущений, чем это делает Л.С. Чекин (знакомство немецких крестоносцев с варангами в Византии; отождествление их, несмотря на преобладание к тому времени в этом корпусе англосаксов, со скандинавами; возвращение этих крестоносцев на родину и рассказ о варангах монахам монастыря; соотнесение монахами варангов с Крайним Севером, притом что в Западной Европе, за одним-единственным исключением, скандинавы так не назывались; придумывание монахами связанных с ними колонн и, в довершение всего, запись самого их названия не в византийской или скандинавской, а в славянизированной форме).

К этому ряду топонимов относится и прусский Варген (Wargen, современный пос. Люблино в Калининградской области). Помимо того что само название его опять-таки восходит не к скандинавскому, а к славянскому термину, весьма интересно, что в 1995 г. там был найден ритуальный топорик с изображениями козла, волка и косого креста. Ближайшей аналогией ему является костяная игральная фишка, или жребий, IX в. из Микульчиц (Великая Моравия), с одной стороны которой был изображен предположительно Перун с луком, на другой — поединок козла и дракона{174}. Сам топорик относится к числу прусских древностей, а не является предметом импорта. Следовательно, в данном случае мы имеем дело не только с лингвистическими, но и религиозными контактами балтов и западных славян. Тот факт, что совершенно независимо друг от друга саамы, немцы и пруссы знают название варягов в славянской, а не скандинавской форме произношения этого слова, достаточно красноречиво говорит о том, что и сами варяги говорили по-славянски. Наконец, в самом Мекленбурге, на землях онемеченных славян, поблизости от Деммина до сих пор сохранилось название города Warrenzin{175}, также передающий название варягов.