Дом на Солянке - Валерия Вербинина

Беда в том, что муза Басаргина, которой, очевидно, надоело вдохновлять его на творения для «Красного рабочего», сделала крылышками изящное движение – и улетела. Писатель гипнотизировал белый лист – и не мог выжать из себя ничего.

Пока на Солянке Басаргин переживал неподдельные муки, в тесном здании угрозыска в Большом Гнездниковском Опалин, подперев рукой щеку, изучал сводки без вести пропавших. Стол, за которым он работал, был втиснут в угол помещения. Стена слева, стена впереди, а справа – громадный шкаф с папками из дореволюционного полицейского архива, которые не успела сжечь толпа в феврале памятного 1917 года. Дверь ежеминутно хлопала, из неплотно прикрытого окна тянуло сквозняком, но Иван привык не обращать внимания на такие мелочи. На столе агента угрозыска Логинова, который сидел в лучшем месте кабинета, под портретом Карла Маркса, воинственно раздувшего ноздри, затрещал телефон.

– Агент Логинов слушает… Здесь. Сейчас спрошу… Ваня, – крикнул Логинов, оторвавшись от трубки, – тут какая-то гражданка Теплякова пришла. Говорит, дело у нее до тебя.

Опалин высунулся из-за шкафа:

– Дело? Ну ладно…

– Да, пропустить, – сказал Логинов в аппарат. – Она хоть симпатичная? – спросил он, повесив трубку.

– Раз увидишь – не забудешь, – хмыкнул Иван.

Она явилась через минуту, решительно сжимая сумочку и громко стуча каблуками. Маленькая, с кудрявыми волосами мышиного цвета и глазами немного навыкате, она действительно казалась оригинальной, но симпатичной ее никто бы не назвал. Разговор она начинала, как атаку, бросаясь вперед очертя голову и без всяких предисловий.

– Я должна вам сказать кое-что, – заявила Теплякова, усаживаясь на стул, который ей указал Опалин. – В редакции я не могла, а сейчас могу. – Она испустила сухой смешок, от которого у Логинова по спине поползли мурашки, но у Опалина, судя по всему, нервы были крепче, потому что он и бровью не повел. – Это касается бегства Колоскова. Вы будете записывать мои показания? – внезапно спросила она.

– Как хотите, – спокойно ответил Опалин.

Его ответ, очевидно, удовлетворил Теплякову – она несколько раз одобрительно кивнула.

– Я даже не знаю, как мне быть. – Она мигала часто-часто, и по лицу ее то и дело проходило что-то вроде судороги. – Я сомневалась. С одной стороны, я же там работаю. А с другой… – Она хихикнула, и тут Логинову захотелось поскорее уйти из кабинета, – я, наверное, подпишу. Да, я подпишу показания, потому что кто-то… кто-то должен положить этому конец. Как вы считаете?

Опалин видел, что его собеседница взвинчена до крайней степени, но старшие товарищи учили его: «Никогда не мешай свидетелю выговориться», и оттого он улыбнулся, чтобы не отвечать.

– Когда все откроется, они очень пожалеют, – мстительно добавила Теплякова. – А такие вещи скрывать нельзя.

– Вам что-то известно о том, почему исчез Колосков? – Опалин все-таки решил вернуть странную свидетельницу к тому, что его больше всего интересовало.

– Да. Нет! Да! – тотчас же ответила Теплякова, дергаясь сильнее обычного. – То есть я думаю, что… Деньги. Все дело в них. Кто-то заметил, что они пропадают. Не сходятся эти… эти… Баланс? Да, кажется, баланс. Стали считать – 55 тысяч как не бывало.

Опалин вытаращил глаза. Такого он, по правде говоря, не ожидал.

– Вы хотите сказать, что из редакции пропало 55 тысяч рублей?

– Да! – нервно выкрикнула Теплякова. Она задвигала ногами, то сплетая их, то расплетая, то убирая под себя, то шевеля носками туфель. Одновременно она стала ожесточенно чесать шею свободной рукой, потому что в занятой по-прежнему держала ручку сумочки. – 55 тысяч. Измайлов их украсть не мог. Они бы и хотели, может, свалить все на него, – прибавила гостья с кривой усмешкой, – но не на того напали. У него каждая копейка подсчитана и внесена в бумаги. Он очень внимательный. И он не заведовал рекламой. А Колосков – да. Теперь они боятся.

– Кто – они? – терпеливо спросил Опалин, решив во что бы то ни стало добиться толку от этой дерганой женщины, выражавшейся так путано.

– Оксюкович. Наш главред. И Федотов-Леонов. Заведующий. Я слышала их разговор. Не подумайте, что я подслушивала, – быстро добавила Теплякова. – Это случайно получилось. Я хотела попросить аванс, подошла к дверям, а они говорили в кабинете. У меня замечательная рубрика – «В мире домашней хозяйки». Но наша газета – о, это такая клоака!

– Когда именно вы слышали их разговор? – быстро спросил Опалин.

– Три дня назад.

– Можете точно передать, что именно они говорили?

– Оксюкович был в ужасе. Он говорил, что произошла какая-то ошибка. Поликарп Игнатьевич настаивал. Я запомнила его фразу: «55 тысяч не могут раствориться в пространстве! Куда они делись?» Потом Оксюкович сказал, что подозревать своих – чудовищно, ему нехорошо от одной мысли об этом. И заведующий назвал Колоскова. Он держал у себя деньги, полученные за рекламу, он так все устроил, что у него не спрашивали отчетность, и при нем рекламы стало гораздо больше, чем раньше. Главред сказал – нет, не может быть, наверное, 55 тысяч Измайлов украл. Но Поликарп Игнатьевич сказал, что через Измайлова такие суммы не проходили, он только выплачивал зарплату, авансы и ведомости у него в образцовом порядке. Потом Оксюкович сказал – надо разобраться, но без ГПУ и милиции, никто не должен знать.

– Почему? Он так боится за свое место?

– Конечно, боится, хотя сам еле дышит, легкие как решето, – с отвращением ответила Теплякова. – И курит! Видели бы вы, как он курит!

Но Опалин не был настроен обсуждать здоровье редактора «Красного рабочего».

– Вы считаете, что Колосков совершил растрату, украл 55 тысяч рублей и скрылся? – поставил он вопрос ребром.

– Да. Нет! – тотчас поправила себя гостья. – Поймите, у меня только подозрения. Но растрата точно была, раз о ней говорил Поликарп Игнатьевич. И Колосков очень вовремя исчез!

– А семья?

– Что – семья?

– Вы считаете, что он на это способен? Украсть деньги и сбежать, бросив семью?

– У него любовница молодая, – усмехнулась Теплякова. Она почти перестала дергаться и даже больше не расчесывала шею. – Зачем ему старая жена? Все любят свежее мясо. Все! – повторила она, явно вкладывая в это слово что-то личное, и глаза ее зажглись нехорошим огнем.

– Так вам известно, кто его любовница?

Но тут свидетельница не смогла сообщить ничего определенного. Видела она как-то Колоскова на улице с молодой особой. Брюнетка, лет двадцати, одета как куколка. И этот осел вокруг нее увивался, даже ручку норовил поцеловать, скотина. В такси с ней вместе сел, а всем известно, что поездка на такси – дорогое удовольствие, приличные люди вроде самой Тепляковой о таком только мечтают.

– Я заполню протокол с ваших слов, а вы его подпишете, – сказал Опалин, поняв, что ничего ценного из свидетельницы более не вытянет. – Даю вам слово, что, если мне придется вызывать главного редактора или кого-то еще, я постараюсь не упоминать вашего имени. Я прекрасно понимаю, чем вы рисковали, когда приняли решение прийти сюда. Поверьте, мы это очень ценим!