Ангел Смерти - Юлия Алейникова

И вот теперь Ирина совершенно определенно чувствовала чьи-то зубы на своей шее. Что ж! Она выдержит и эту схватку. Но сперва ей нужно вычислить противника.

Михаил Георгиевич Дроботенко сидел в своем просторном кабинете и буквально истекал потом. Убийство в его больнице! Отравление! Обыски, допросы.

О, ужас! А ведь Скобелева уверяла его, что дело быстро закроют. Что Бурмистрова отравила жена. Подлая лгунья! И после этого она еще имеет наглость лезть к нему с какими-то советами, учить его жизни!

– Ну уж нет, голубчики! – грозно прошипел в сторону двери Михаил Георгиевич. – Я тертый калач. Сам справлюсь. А вот как вы выкручиваться будете, это мы еще полюбуемся!

На лице Дроботенко появилась тонкая ядовитая улыбка, мгновенно преобразившая его унылую прилизанную наружность – так, словно волк выглянул из-под овечьей шкуры.

Михаил Георгиевич был уверен: раз Елену Бурмистрову до сих пор не арестовали, значит, этот въедливый следователь, этот Усов, будет и дальше копать в больнице.

Усов ему не понравился. От него за версту несло добросовестностью и любовью к своему делу. Последнее вызвало гримасу брезгливости на неприятном вялом лице Михаила Георгиевича.

Нет, он допускал мысль о том, что есть такие занятия и профессии, любовь к которым невозможно не испытывать. Например, депутаты или высокопоставленные чиновники имели полное моральное право любить свою работу. Да и кто бы ее не любил на их месте?

Но вот наслаждаться работой следователя, грязной и плохо оплачиваемой? На это способны только дураки. Но – дураки опасные. Такому типу намек, сделанный в «высоком» кабинете, не будет указом. А значит, беспокоить покровителей смысла нет. Да по большому счету и незачем. Он внимательно следил за тем, чтобы его подпись не появлялась под сомнительными документами, а иначе зачем нужны заместители? Он никогда не беседовал о делах в присутствии двух человек. Только с глазу на глаз, и никак иначе. А следовательно, как бы ни развивались в дальнейшем события, всегда будет его слово против слова обвинителя. Нет! Так просто его не взять!

Он не такой дурак, как Бурмистров. Его деньги они найти не смогут. Живет он скромно, на трудовые доходы. Ездит на «Форде Фокусе», а что сын учится в Англии, так и тут комар носа не подточит. Мальчик получил грант! Родителям его учеба ничего не стоит. Другой вопрос – во что обошлось Михаилу Георгиевичу получение сыном этого гранта, но тут уж ничего не докажешь. Сколько ни копайся.

А может, уехать в зарубежную командировку, пока этот Усов ни о чем не пронюхал? В Германию? И Михаил Георгиевич, нахмурив кустистые брови, принялся всерьез обдумывать подобную перспективу.

Нет. Пожалуй, не стоит. Это может насторожить следствие, и потом, он не сможет из Германии следить за ходом дел. Нет! Нет. Это опасно, особенно если учитывать присутствие Скобелевой в больнице, эта хитрая стерва может подставить его. А вдруг они там решат сделать его козлом отпущения?

Михаил Георгиевич вновь промокнул лоб платком. Он останется и будет держать все под контролем.

Андрей Петрович Усов вошел в кабинет и.о. главврача и сразу понял: Герман Юрьевич Примак ему нравится, потому что производит «правильное» впечатление. Примак был крупным мужчиной с густыми, коротко стриженными седыми волосами, могучими плечами и открытым суровым начальственным взглядом. Фамилия Примак Герману Юрьевичу очень подходила.

Смотрел он собеседнику в глаза, без улыбок и льстивых заигрываний. А потому Андрей Петрович счел возможным задать и.о. прямой, откровенный вопрос:

– Герман Юрьевич, кого вы подозреваете в смерти Бурмистрова?

– Никого, – пожав плечами, ответил Примак. – Чтобы кого-то подозревать, нужны весомые основания. У меня их нет.

– Вы правы. Тогда попробуем сформулировать вопрос иначе. Убит ваш коллега. Ваш непосредственный начальник. Скажите, в каких отношениях вы находились с покойным?

– В рабочих.

– Он вам нравился?

– Как человек или как начальник? – откинувшись на спинку рабочего кресла, спросил Примак.

– А есть разница? – с интересом уточнил Андрей.

– Разумеется.

– Тогда и то, и другое.

– Как человек Бурмистров мне не нравился, – оправдал надежды Андрея Петровича Примак. – Слишком замкнут, слишком высокомерен, слишком самодоволен. А как к начальнику у меня к нему претензий не было. Он никогда безосновательно никого не дергал. Был требователен, объективен, не опускался до подковерных игр.

– Тогда возвращаемся к моему первому вопросу: кто, по-вашему, был заинтересован в его смерти? – вновь затронул Андрей главную тему.

– Для ответа на подобный вопрос я недостаточно хорошо его знал, – не повелся Примак на этот кружной заход.

– А вы знаете, что некоторые ваши коллеги полагают, что убить Бурмистрова могла Ирина Скобелева?

– Вероятно, у них есть для этого основания, – упрямо гнул свое Герман Юрьевич, никак не желая откровенничать.

– Вам это предположение кажется правдоподобным? – продолжал наседать Андрей.

– Знаете, есть женщины, которых патологически не выносят представительницы их же пола, причем совершенно невзирая на возраст: их ненавидят дамы от шестнадцати до столетнего возраста. Скобелева из числа таких «счастливиц». Ее не переваривают в нашей больнице все, начиная с гардеробщиц и санитарок и заканчивая врачами и пациентами. А женщины, как известно, формируют общественное мнение, активно распространяя его в нашем разнополом коллективе. Лично мне ее иногда бывает жалко: несмотря на ее видимую успешность, она, по сути, просто несчастная баба с неустроенной судьбой, – с видом столетнего мудреца изрек Примак.

– А как же ее отношения с Бурмистровым? Насколько мне известно, он даже жениться на ней хотел?

– Вопрос в том, хотела ли этого она? – приподнял густую бровь Герман Юрьевич.

– А она этого… не хотела?

– Насколько мне известно, нет.

– Значит, по-вашему, Скобелева Бурмистрова не убивала? – гнул свое Андрей.

– А зачем ей это? – резонно спросил Примак. – Бурмистров был полностью у нее под каблуком. Я никогда еще не видел, чтобы мужчина настолько терял голову. Стоило ей пожелать, и он не то что на брак согласился бы, но и на убийство. Я даже предположить не мог, что он способен на такие чувства. Мне всегда казалось, что удел Анатолия Игоревича – рутинное прозябание в лоне семьи. И вот, поди ж ты, как его скрутило!

– Вы не допускаете, что между ними могло что-то произойти, о чем лично вам не известно? – предположил Андрей Петрович.

– Могу. Но все, что мне приходит в голову, никак не объясняет, зачем Скобелевой убивать своего любовника. Вот если бы наоборот…

– Возможно, я заинтересовался не той гранью этого любовного треугольника? – склонив задумчиво голову, произнес Андрей.