Ночи живых мертвецов - Джонатан Мэйберри

Жасмин бы точно описала запах, который встретил ее в этой темной, похожей на гробницу комнате из нержавеющей стали с высокими потолками, свисающими с них обесточенными галогеновыми лампами и встроенными в стены ящиками для тел: в воздухе витал запах газа и еще чего-то более раздражающего, богатого белком, словно кусок сырого мяса протух в давно сломавшемся холодильнике.

В своем докладе, который никогда не увидит свет, она бы с кристальной ясностью описала, как бешено хлопнула дверью, подперла ее стулом и безуспешно шарила по стене в поисках выключателя света.

Теперь, когда у нее не осталось вариантов, она развернулась и осмотрела комнату, хотя ее глаза еще толком не приспособились к темноте. В правой руке она сжимала «Дабл Тэп» с единственным оставшимся патроном. Что-то приближалось к ней слева. Она дернулась в сторону тени, которая привиделась ей (а может, и нет) от перевозбуждения. Из-за своих наследственных навыков она не сильно отличалась от медиума, на которого, если он входит в дом с привидениями или на место какого-то исторического происшествия, обрушивается грохот случившейся здесь некогда трагедии. Сейчас ее чувства были перегружены голосами и видениями, одновременно проникающими в ее сознание – разбитая мозаика из крови, болезни, горя и ненависти. Огромная, вздымающаяся приливная волна эмоций охватила ее.

Потом что-то набросилось на нее слева в завихрениях невыносимой вони. Когда Жасмин ощутила, как на нее налетел некий сгусток тьмы, она подняла пистолет обеими руками и непроизвольно нажала на спусковой крючок, уткнувшись стволом во что-то мягкое. Существо, тянувшееся к ее шее, дернулось назад – выстрел пришелся ему прямо в шею – и из затылка у него вырвалось розовое облако. В рапорте, который никогда не увидит свет, Жасмин, наверное, описала бы свою реакцию, как инстинктивную – настолько быструю, что невозможно было проанализировать последовавшие за этим события.

Одно можно было утверждать точно: пуля, прошедшая сквозь мертвую плоть, не смогла никак помешать или воспрепятствовать твари, в чем Жасмин практически сразу убедилась. Вместо того чтобы упасть, создание на мгновение пошатнулось, а затем снова потянулось к горлу Жасмин. На этот раз его напор был такой силы, что Жасмин потеряла равновесие. Ноги ее подкосились, пистолет выпал из рук, и она рухнула на пол.

Тварь оказалась сверху, ее рот широко раскрылся, словно зияющая дыра, бескровные губы растянулись, открыв гнилые серые зубы, некоторые – острые, словно лезвия. Жасмин снова отреагировала чисто инстинктивно, вцепившись в раненую шею существа за долю секунды до того, как клыки уже готовы были впиться в ее руку. Его челюсти щелкали и клацали, как кастаньеты.

Зубастые челюсти скрежетали и скрипели, алкая живой плоти, голова дергалась взад-вперед, пытаясь дотянуться до запястий Жасмин, пока та пыталась без особого успеха задушить тощее создание.

Эта тупиковая ситуация почти загипнотизировала мастер-сержанта.

Она смотрела в матовые порталы глаз твари, не видя там ничего кроме зверского голода. Там ничего больше и не было. В венах не осталось ни жизни, ни крови, и ни малейшего следа витальности не осталось в ее плоти – лишь мертвая бледная кожа и голод. Жасмин вспомнила, что может пахнуть бензином: бальзамирующий состав. В одно мгновение личность существа открылась ей: высокие скулы, тонкие длинные волосы, тонкие руки бывшей деревенской домохозяйки средних лет, возможно, фермерши. Сквозь волну тошноты Жасмин поняла, что это тот самый пациент. Покойница из Эванс-Сити, женщина средних лет, доставленная в Форт Деннинг в мешке для трупов… причина смерти неизвестна. «Нулевой» пациент.

И вдруг внутри Жасмин Мэйвелл открылось окно эмпатии – поток сознания проник в нее, потрескивая на кончиках пальцев, – словно два смешивающихся друг с другом катализатора.

6. Пищевое расстройство

Одной выпивкой дело никогда не обходилось. Еще были секс, травка, еда, порно, взрывчатка, оружие, курево, бильярд, мастурбация, герыч, порезы бритвой, кристаллический мет, тошниловка после каждого приема пищи, снотворное, клей, кокс и бесконечные игры в видеоприставку.

Жасмин Мэйвелл росла, употребляя всевозможные наркотики с маниакальной одержимостью. Она была беспокойным ребенком – нервозным, вечно кусающим ногти, страдающим от пищевого расстройства, которое переросло в ожирение к тому моменту, когда она вступила в период полового созревания. Плюс – ранее диагностированный синдром дефицита внимания. Ее особый дар был полностью сформирован с самого рождения, но стал лишь причиной тревог и ночных кошмаров, когда она была подростком. Целовать мальчика, в которого ты отчаянно влюблена, и узнать, что он просто хочет пощупать твои сиськи – в восьмидесятых это был душераздирающий опыт для чувствительной цветной девочки.

Теперь, лежа на спине в этой злополучной темной лаборатории, попав в рабство клеточной памяти «нулевого» пациента, она билась в конвульсиях. С выгнутой спиной и стиснутыми зубами, с разумом, взрывающимся от эпилептического припадка, Жасмин все глубже вонзала пальцы в тощую, гниющую шею женщины, в то время как в нее проникал ядовитый поток сознания:

(Дэниэл! Дэниэл, где ты?!.. Крики из сарая… Лошади визжат… Я бегу через лужайку позади дома, ныряю в зловоние конюшни… Дэниэл сидит на полу сарая, стоит ужасный запах, его лицо в крови… Лошади мертвы и разорваны, кишки вывалились… Дэниэл ест… ест их внутренности?!)

Жасмин вздрагивает, ее руки намертво смыкаются вокруг развороченной трахеи бывшей фермерской жены. Пальцы мастер-сержанта держатся за эту заплесневелую, разлагающуюся плоть, словно приклеенные каким-то суперклеем, но челюсти покойницы продолжают безостановочно клацать, а зубы – скрипеть.

(…потеряла счет времени, Дэниэл пьет мою кровь, ест мои внутренности… Господи, почему?.. Тьма накрывает меня… Господи, почему? Почему ты оставил нас? Почему?)

Тьма сгущается вокруг Жасмин. Все запахи, звуки и отзвуки в подземной лаборатории исчезают. Соединение разрывается, мигая в закоулках разума Жасмин, сигнал слабеет…

(…блуждающие… без цели… такие голодные… голодные… жаждущие теплой плоти… всегда мало… никогда не насыщаясь… всегда, всегда голодные…)

Третий глаз внутри Жасмин закрывается, ее внутренний мысленный экран достигает конца программы передач, а изображение в голове сжимается до размеров одной светящейся, холодной белой точки.

Еще мгновение эта точка висит в пространстве, в окружении черной пустоты, высасывая последние частицы человечности в свой вакуум. В каком-то отдаленном закутке своей души Жасмин чувствует опустошение, истончение ее человеческой сути, лишающее ее способности любить, смеяться, плакать, рассуждать, общаться, ценить, сопереживать, помнить, быть живой, быть человеком. Она ощущает некий сейсмический сдвиг внутри, пока осой в стакане жужжит в сердце этого ледяного белого пятна. Жасмин сильнее сжимает искалеченную, похожую на шею индейки глотку бывшей фермерской жены. Существо корчится и извивается в ее хватке, словно рыба на крючке. Желание заполнить пустоту – излить на охвативший ее голод бальзам, прогнать пустоту, излечиться, забыть – все это бурным потоком поднимается со дна израненной души Жасмин. Сияющая, словно белоснежная слоновая кость, точка в ее сознании набухает, расширяется, слепит все ярче и ярче. Голод, пагубные зависимости, желание поглотить громы и молнии внутри нее, резонируют, словно мощный аккорд, который входит в гармонию с зараженными альфа-волнами мертвой женщины, затопившими разум Жасмин.