Двенадцать цезарей - Мэтью Деннисон

Тиберий, отплывший на Родос в 6 г. до н. э., был одарен многими наградами и титулами «среди потока этих успехов, в расцвете лет и сил», по выражению Светония. Кроме полномочий трибуна и титула великого империя, превосходившего империй, даровавшийся наместникам провинций, он дважды был консулом, квестором и претором, а также получил знак отличия триумфатора (в 12 г. до н. э.) и заслужил овацию (10 г. до н. э.) и триумф (7 г. до н. э.). Ему было тридцать шесть лет. Несмотря на то что Август выбрал наследниками своих потомков, только его пасынок Тиберий мог претендовать на положение второго человека в империи. Мало того, свою роль могла сыграть ревность к Гаю и Луцию Цезарям, а также отвращение республиканца к головокружительным наградам и почестям, предоставленным этим «вождям молодежи». Однако ни один источник не указывает на стремление Тиберия узурпировать место Августа. Его стиль жизни на Родосе был непритязательным: он жил в «скромном доме и немногим более просторной вилле», практически отказавшись от власти трибуна, которую Август многозначительно отказался продлить в 1 г. до н. э. Тиберий отвернулся даже от самого Рима, нося греческое платье вместо тоги. Нужно признать, что он в конце концов решил вернуться: это желание было вызвано как страхом за свою жизнь, так и стремлением снова обладать властью в столице. Добровольная ссылка Тиберия на Родосе служит точным указанием на то, что протест 14 года н. э. — то есть его нерешительность принимать высшую власть — был не «откровенным лицемерием», как это оценили античные авторы, а подлинным сомнением относительно монополизации власти либо его собственным нежеланием принимать на себя всю полноту огромной ответственности.

Когда-то Тиберий на скульптурных портретах напоминал свою мать Ливию. Глаза, нос, рот и даже форма лица — все ассимилировалось в иконографию, тщательно разработанную для жены Августа вслед за предоставлением ей неприкосновенности в 35 г. до н. э. Более поздние изображения сына Ливии разнятся: вместо плавно очерченных скул и округлого, чуть выступающего подбородка, длинного, прямого носа и губ бантиком Ливии появляется менее характерная внешность, близкая к идеализированным изображениям Августа. Это не было случайностью. Двадцать шестого июня 4 г. н. э. Тиберий был усыновлен Августом вместе с младшим сыном Юлии и Агриппы, Агриппой Постумом. В один момент потомок рода Клавдиев стал Юлием, который требовал нового переосмысления и видения в портретах. Остался только заметный изгиб неулыбчивых губ, знак чрезмерной печали, отмеченной Плинием.

Расклад власти на Палатинском холме изменился. Со смертью Гая и Луция Цезарей Август усыновил Тиберия (Луций необъяснимым образом погиб в Массилии во 2 г. н. э., Гай умер 21 февраля 4 г. н. э. от раны, полученной предыдущей осенью при осаде Артагеры в Армении). Отцу исполнилось шестьдесят шесть лет, а возраст «сына» приближался к сорока шести. Пойти на такую связь Августа вынудила не любовь к пасынку, а необходимость. «Бедный римский народ, в какие он попадет медленные челюсти!» — такой вердикт, по словам Светония, вынес стареющий принцепс молчаливому, скрытному Тиберию. «Небезызвестно мне и то, что, по некоторым сообщениям, Август открыто и не таясь осуждал жестокий нрав Тиберия, что не раз при его приближении он обрывал слишком веселый или легкомысленный разговор», — отмечает автор. Август цинично оправдывал свои действия государственными соображениями. Шестью годами ранее, с запозданием узнав о вызывающей сексуальной распущенности своей дочери Юлии (и, вероятно, подозревая заговор), он изгнал ее из Рима и расторг брак со ссыльным Тиберием, не уведомив его об этом. Этот деспотический шаг представлял низшую точку в судьбе Тиберия. Апогея взлета он достигнет, когда получит полномочия трибуна на десятилетний срок (вдвое дольше обычного), что сделает его соправителем и наследником Августа.[74] В соответствии с династическими заботами «отца» последующие портреты Тиберия отражали их связь в трех измерениях, включая элементы его собственного официального облика. Такое физическое «родство» подчеркивало усыновление стариком более молодого человека: это была стратегия обеспечения преемственности, конечным бенефициаром которой будет Тиберий (Август не был обеспокоен возможностью его будущего колебания перед лицом такого громадного выигрыша). На первый взгляд жизнь будущего принцепса возвращается к первой фразе эпитафии Тацита: «Жизнь его была безупречна, и он заслуженно пользовался доброю славой, покуда не занимал никакой должности или при Августе принимал участие в управлении государством».[75] Его служба у Августа начиналась с военных поручений. Восстание в Паннонии продержало его на Дунае в течение трех лет, затем внимания потребовали неприятности в Германии.

«Первым деянием нового принципата было убийство Агриппы Постума», — гласит знаменитая фраза Тацита, начавшего отсчет противозаконным действиям Тиберия.[76] Август скончался 19 августа 14 г. н. э. в Ноле, Агриппа Постум умер чуть позже. Тиберий отрицал причастность к смерти своего пасынка. Четвертого сентября в Риме, сопровождаемый преторианской гвардией, он созвал собрание сената, чтобы обсудить характер похоронных почестей «отцу». На этом этапе он не позволял дискутировать относительно правопреемственности власти. Как и Юлий, Август был обожествлен, поэтому Тиберий, сторонившийся всяческих титулов, стал сыном бога. Смерть Агриппы Постума сделала его единственным наследником в империи: такое быстрое разрешение вопроса не могло не породить слухов. После длительных споров, в которых Тиберий уверял, что не сможет справиться с таким труднейшим делом — «Только уму божественного Августа была под стать такая огромная задача», — сказал он, по свидетельству Тацита, — он все же принял из рук сената все официальные полномочия Августа. Поскольку покойный принцепс взял на себя труд наделить преемника той же самой властью, Тиберий мог рассматривать подготовительные мероприятия как обязательные процедурные тонкости. Такой подход согласуется с его очевидным желанием на протяжении первых лет правления привлекать сенат к решению имперских вопросов (по словам Светония, «не было такого дела, малого или большого, государственного или частного, о котором бы он не доложил сенату: о налогах и монополиях, о постройке и починке зданий, даже о наборе и роспуске воинов или о размещении легионов и вспомогательных войск»). Кроме того, он поддерживал необходимость независимости мнений и действий со стороны сената, а также предложил выдвигать только четырех соискателей на должность претора на время своего правления, а не двенадцать, как было раньше. Это было заявление (которое Август одобрил бы) о том, что власть принцепса существует благодаря избранным представителям государства. Со временем будущие императоры станут копировать сомнения Тиберия с большей долей лицемерия и менее убедительными оправданиями. Позже никто не повторит вопрос Квинта Гатерия: «Доколе же, цезарь, ты будешь терпеть то, что государство не имеет главы?» В конце концов открытое признание в том, что выбор принадлежал не сенату, а новому принцепсу, стало излишним и по прошествии времени неоднократно оказывалось совершенно ненужным под властью военных.