Сила слова (сборник) - Наталья Горская

– А интересно было бы на иностранцев поглядеть! – мечтательно подпёрла щеку пухлой ладошкой повариха Ксюша, выглядывая из окна.

– Какие с них иностранцы? – уничижительно сморщился Климыч. – Тоже мне, визит зарубежных гостей!

– А как же? – удивилась Ксюша. – Теперь же вокруг нас сплошная заграница. Теперь и Москва заграницей кажется.

– Да уж, – зевнул тракторист Кешка Молотков, читавший районную газету в кабине трактора «Беларус» напротив столовой. – Осталось ещё нашему совхозу объявить суверенитет и в Евросоюз попроситься, или куда там нынче принято вступать нищете всякой.

– Хе-хе-хе, кхе-кхе, – закашлялся смехом сторож.

– А всё-таки жалко, – задумчиво сказала Ксюша.

– Чего жалко-то? – не поняли мужчины.

– Духи фирмы «Дзинтарс», вот чего! Духи такие были в советское время, пока все народы Советского Союза меж собой не разжопились. Они раньше всюду продавались, даже в нашем Доме Быта. Чудо были, а не духи. Французские им и в подмётки не годятся, не при французах будь сказано.

– А ты нюхала, что ли, французские? – скептически спросила агротехник Лилия, сидевшая на мешках с удобрениями, ожидая машину, чтобы вывезти их в поле. – Мы французскими духами и близко не дышали. Для нас духи разливают в Мытищах.

– Мне и не надо французских, – обиженно пожала круглым плечиком Ксюша. – Я «Дзинтарс» люблю.

– Эк ты вспомнила! «Дзинтарсу» твоего лет двадцать у нас нет, а ты всё любишь? – не поверила Лилия.

– Она, как раньше с фронта бабы по полвека ждали! – хохотнул Кешка.

– Не жду, но люблю, – вздохнула повариха. – Была такая «Рижская сирень» в трёхгранном флакончике в виде листочков сирени, в круглой коробочке. Я маме всегда на Восьмое марта покупала. Ими подушишься и весь день благоухаешь, не чета нынешним: полфлакона на себя выльешь, а к обеду и духу нет.

– Да, – кивнула Лилия. – Хорошие были духи. Ещё помада ихняя в универмаге продавалась…

– А теперь нет!

– Теперь и днём с огнём не найдёшь. Мне говорили, что в Питере где-то на Обводном магазин есть, но идти шибко далеко, а метро туда не ходит.

– Ох, далеко! А жаль, Лиля.

– Жаль, Ксюха. А что поделаешь?

– И не говори, ничего не попишешь. Политики разлаялись промеж собой, а мы без «Дзинтарса» остались.

– Вам, бабам, только косметики с парфюмерией подавай, – усовестил их Кешка. – Они наши памятники сносят, а вы о духах думаете, лярвы деревенские. Я за день соляркой так надышусь, что пахни ты хоть навозом – мне одна Шанель.

– Я и не для тебя душусь, – накрутила на пухлый пальчик белокурый локон Ксюша.

– А для кого? – очень удивился Кешка, напряжённо рассмеялся и даже вылез из кабины: – Для Климыча, что ли?

– Ну вас к лешему! – отмахнулся сторож. – Я энти ваши косметики терпеть не могу. Я люблю, когда от бабы перловым супом пахнет да пирогами, а уж зачем себя духами поливать, не разумею. Мужичий дух всё одно ничем не перешибёшь. Мужик так в хате навоняет, что и дихлофосом не переспоришь.

– Ха-ха-ха! Ишь ты, Климыч, – сел рядом и толкнул его локтем Кешка. – Ты ещё, оказывается, до баб какую-то политику имеешь.

– А то!

– Да ну вас! – захлопнула окошко Ксюша. – Скушные вы до рези в глазах.

– Ксюха, ну не уходи! – запросил Кешка.

– Мне некогда, – заинтересничала она. – Мне гостям надо обед готовить.

Но окно всё-таки приоткрыла.

– Чем ты их потчевать собираешься? – поинтересовалась Лилия. – Они нашу еду не едят, должно быть.

– Съедят. Товарищ Сермяжный сказал: приготовь чего-нибудь армейское, кашу там гречневую с луком да суп с фрикадельками. Так дедукция ему подсказала.

– Чё?

– Работа мысли, значит. Он вывод сделал, что приедут мужики немолодые, потому как молодые нынче сельским хозяйством и производством интересуются слабо, а всё больше на компьютерные технологии налегают. Даже если и не старые, то никак не моложе сорока, а такие все в советское время в армии служили, потому что деревенские тогда стопроцентно служили. А раз служили, то наверняка не дома, а в России. Такая тактика была, чтобы солдата подальше от дома услать, а куда ж ещё дальше услать прибалтов да казахов, как не в Россию? А в России чем солдат кормят? Вот то-то. Дедукция, одним словом.

– Да, а ведь в самом деле, – согласился Климыч. – Наш Сермяжный, оказывается, ещё котелком варит.

– Он бы так «варил», когда народу зарплату надо выдавать, – проворчал Кешка. – Я бы их вовсе не кормил. Они наши памятники сносят, а мы…

– Да мы бы тоже их памятники снесли, кабы они у нас были, – перебила Лилия. – Чего ты заладил со своими памятниками?

– А то, что опять где-то в Прибалтике памятник нашим солдатам сносят, какого-то мальчонку из протестующих зашибли. Верхушка наша зашевелилась, даже шпроты прибалтийские закупать отказываются, а кое-где к войне призывают.

– Это у нас любят, – кивнул Климыч. – Паны кашу заварят, а холопы расхлёбывают. Я по радио версию слышал, что это нас консолидируют, в смысле объединяют. Россия так нелепо устроена, что объединяется только при внешних угрозах. Во время Войны палачи и их жертвы тоже сплотились в борьбе с немцем. И сейчас такой фокус с нами хотят проделать, чтобы примирить с элитой, которая страну ограбила и теперь весь мир роскошью поражает.

– Что ж за элита такая, если страну ограбила? Не проще ли её просто быдлом назвать?

– Да не перебивай ты! Нынче быдлом всех кличут, только не себя… Лазутчиков в эстонское правительство специально заслали, чтобы они чесотку посеяли насчёт сноса памятников. Наш народ только так и можно сплотить, когда его кто-то посторонний кусает. Поговаривали, что Листьева тоже убили для объединения разобщённого общества. А что? Убили популярного ведущего, всенародного любимца, вот народ сразу и того, консолидировался. На время. Тогда как раз все стали дробиться на кучки: у одной денег до потолка, а у другой мышь в кармане повесилась. Одним высокое искусство подавай, а другим боевики и голых девок. Тогда наверху и решили, что надо бы как-то эту разобщённость сплотить. И снова такую же петрушку с нами проделывают. Это же для власти очень опасная ситуация, когда в стране общества как такового нет, а есть только разрозненные меж собой социальные группировки.

– Скажешь тоже! – недоверчиво сплюнул Кешка. – Они нас ненавидят, а ты консолидацию какую-то разглядел.

– Никто так не ненавидит русских, как сами русские. Половина наших жертв – от рук своих же. В Эстонии одного мальчонку убили, а наши бездарные военачальники или борцы с врагами народа сколько своих сограждан на тот свет отправили? Десятки миллионов. Шахтёры каждый год сотнями гибнут, но никто не дёргается. А тут, вишь, надо мировому сообществу показать, что нам дорога одна жизнь нашего соплеменника.