Настоящая история злой мачехи - Екатерина Широкова

– То есть из-за того, что подозревают моего мужа, ты решила на всякий случай прогнать его дочь? Так?

– Нет, ты всё неправильно поняла! – мама всплеснула руками. – Мы с папой тогда поговорили и решили, что девочка не виновата, конечно. Но она… Она заметила, что мы не очень-то верим в её отца, и ужасно рассердилась. Она так страшно кричала! Мы пытались её успокоить, но куда там! Алёнка начала обвинять тебя, представляешь? Говорила, что ты монстр какой-то, а мы, мол, даже и не догадываемся, с кем жили и кого воспитывали. И что её отец здесь ни при чём, а это всё ты! – мама бросила на меня возмущенный взгляд, заодно проверяя реакцию.

– И что вы подумали?

– А что мы могли подумать? Что Алёнка в расстроенных чувствах и мелет всякую чушь, чтобы оправдать своего отца. Она же ребёнок. Тогда она совсем рассвирепела и сказала, что докажет нам, что монстры существуют… И она замолчала и так зло посмотрела на твоего папу, а он упал и никак не мог встать.

– Мама, что же ты сразу не сказала? Как он?

– Да вот так, Федора. Не ходит. Его уж обследовали со всех сторон, но пока ничего не находят. Не знают, короче говоря, что и думать. Только он всё сидит и сидит… – мама затряслась и заплакала.

– Ну всё, мамуля, всё… – я крепко обняла её и погладила по плечу.

– Потом она плакала и извинялась, но мы просто не смогли, ты понимаешь? Просто не смогли. Не знаю, что это было, но тебе точно не место в их семейке, Федора. Я даже думаю, что тебе вообще не следует забирать её. Сама посуди, они же тебе, по сути, чужие люди.

– Так же, как и я вам, мам? Я же тоже приёмная, ты не забыла?

– Ты – совсем другое дело! Ты же нормальная! – это прозвучало, как оплеуха. Знала бы она, с кем сейчас разговаривает… Небось тоже вспомнила бы про плохую наследственность.

– Ладно, мам. Я поняла. Давай-ка мы с тобой сейчас возьмём, и поедем к папе. Он дома?

– Да, конечно! Где ещё быть? Он очень хотел увидеться с тобой, да не смог приехать, сама понимаешь. Можешь у нас остаться, если захочешь.

Папа явно стыдился своего нового, откровенно незавидного положения. Он неловко обнял меня, чуть приподнявшись в кресле, но глаза прятал – слишком отчётливо проступало в них чувство вины.

– Папа, ты ни в чём не виноват. Уж кто-кто, но точно не ты.

– Федора, я даже не за нас с мамой переживаю, мы-то прорвёмся, куда денемся. За тебя волнуюсь! – тут папа посмотрел неожиданно прямо и уверенно. – Не знаю, что это было, да и не верю я в такие штуки, но… Очевидно одно, твоя падчерица опасна. Ты же это понимаешь, надеюсь? Понятия не имею, как это работает, да и не хочу особо вникать, но тебе следует полностью исключить этих людей из своей жизни. Сам Царёв ведь тоже удивил, мягко говоря, а она же его родная дочь. И не надо пытаться быть слишком хорошей, это получится за твой счёт. В конце концов, важна только ты сама, вот и делай выводы. Ты молодая, ещё найдёшь себе мужа, и дети будут… А это забудешь, как страшный сон. Никто тебя не осудит. А если и осудит, то не слушай их, легко быть добреньким за счёт других.

– Пап… Ты вроде бы прав в теории, но давай пока не будем пороть горячку. Уже вон до чего дошло, ты заболел, она в детдоме. С Алёнкой я разберусь, конечно. И она так больше не будет, это я тебе гарантирую. И с ногами твоими тоже решим вопрос, обещаю. Дай мне время.

– Разберёшься? Как? Что за ерунду ты говоришь?

– Просто поверь мне.

Мама, слушавшая разговор очень внимательно, помрачнела лицом и энергично покачала головой, но папа даже не обратил внимания на выдаваемые ею знаки.

– То есть ты хочешь сказать, что сможешь вылечить меня? – несмотря на декларируемый скепсис, в его голосе отчётливо повеяло надеждой на чудо.

– Да, папа. Обязательно.

– Ну, знаешь ли! Выходит, ты разбираешься в этих делах? – мама чуть не задохнулась от возмущения. – Может быть, с самого начала была в курсе? И нам не сказала?

Папа попытался дотронуться до её руки, чтобы осадить приступ гнева, но мамулю уже понесло. Уверена, что как минимум о половине сказанного она пожалела уже через полчаса, но я не стала дожидаться. Клюнула в лоб отца, тихонько шепнула ему, что всё будет хорошо, быстро договорилась насчёт такси и ключей и поехала домой, в пустую квартиру.

Без домочадцев ощущение уюта растаяло напрочь, и ни тёплая ванна, ни чай, ни привычная постель не могли заслонить немой укор окружающих предметов – ты здесь, а мы – там. Я до самой ночи бродила по комнатам, пытаясь придумать, что теперь делать.

И ещё только тут окончательно дошло, что вряд ли скоро решусь высунуть нос наружу – а вдруг Волковы караулят меня в подъезде? Свобода пока весьма относительная выходит, хотя цепей на ногах нет.

К счастью, на следующий день приехал Серых, и я быстро организовала доставку продуктов на дом – когда дома полиция, оно как-то спокойнее, курьера встречать. Сам Серых отнёсся к предосторожностям с пониманием и заверил, что приложит все усилия, чтобы скорее закрыть вопрос.

Вот только новости оказались не очень – никаких братьев Волковых официально не существовало. Та самая студия, где мы встречались с Ваней и Машей, принадлежала совершенно посторонним людям и сдавалась посуточно. Пробили даже деканат Машкиного универа – ничего. Студента с таким именем в те годы точно не было.

– Но вы же говорили, что интересуетесь братьями? Значит, знаете их?

– Скорее, есть наводки на очень сомнительный бизнес, но я никогда не видел их лично, просто слухи ходят уж больно нехорошие.

– А как же ваш разговор в студии? Ваня рассказывал, как вы приезжали и подробно его допрашивали.

– Серьёзно, так и сказал? Боюсь, это не совсем правда. Студию по указанному адресу я проверял, но никакого Ваню Волкова не обнаружил.

По всему выходило, что придётся крепко наступить на горло собственной совести, но папу буду спасать, без вариантов. И если саднящее чувство вины за то, как вышло с той несчастной девчонкой, почти можно было перетерпеть и не обращать внимания, то с папой я не раздумывала вовсе – конечно, сделаю что угодно, а как иначе?

Но сперва заберу Алёнку, хватит ей в детдоме сидеть, обвиняя себя.

Охранник вскочил, едва завидев меня – Зинаида Ивановна просила непременно зайти к ней. Дверь директорского кабинета была слегка приоткрыта, так что она точно слышала наши шаги, но не шелохнулась, когда мы вошли. С минуту или около того она внимательно изучала толстенный фолиант с потрескавшимся переплётом – бьюсь об заклад, ему тыщу лет, не меньше, и веет чем-то откровенно зловещим. Подлинный аксессуар старой ведьмы, только очки с современной и явно дорогой оправой портят всё впечатление.

Зинаида Ивановна наконец соизволила нас заметить и жестом указала охраннику, что он может быть свободен. Сочетание жалости и недовольства в её взгляде уязвило меня, тут же превратив в школьницу у доски, позорно не выучившую урок. Она всегда знала, как и чем зацепить за живое.