Другая медицина. История врача, который спасает тех, кому некому больше помочь - Евгений Косовских

Служба завершилась, пока мы ставили свечи в подставки, и девушка с детским лицом, но какой-то маниакальной ненавистью в глазах внезапно нажала на кнопку электроподъемника… и гроб начал погружаться вниз. Мы растерялись, и нам ничего не оставалось делать, как наблюдать за исчезающим Вовой, несмотря на то что некоторые из нас хотели напоследок подойти к гробу и попрощаться.

Это была ее месть за наше непослушание. С неприязнью глядя на нас, она произнесла:

– Специализированное предприятие ритуальных услуг «Память» ИСКРЕННЕ скорбит вместе с вами!

Когда мы вышли на улицу после прощания, произошло чудо. Татьяна, одна из волонтеров, тогда сказала: «Ну что, хорошее дело сделали, как бы там ни было, думаю, Вова рад». И в этот момент выглянуло солнце и начало нас обогревать, хотя всю первую половину дня было пасмурно и зябко. Вова нам ответил: он был очень рад.

У нас ушло несколько дней на поиски могилы матери Владимира. Мы звонили в сельсоветы, поселковые, похоронные бюро, которые в конечном счете просто перекидывали нас друг на друга. И – странная ситуация: как можно похоронить человека за государственный бюджет так, чтобы никто не знал – где и как? Ведь есть регламент, и вообще – вдруг через десятилетия найдутся родственники и могилу нужно будет найти? Складывалось впечатление, что женщину не похоронили, а просто где-то по-тихому закопали.

Пока шли поиски, я забрал из крематория урну с прахом Владимира, и, не зная, где ее хранить, поставил к себе на балкон. Хотя бы после смерти Владимир побывал у меня в гостях…

После раздался звонок: нашли могилу, приезжайте. Быстро одевшись, взяв урну и автомобильную лопату, я поехал в другой город, по дороге заехав за преподавателем из своего колледжа. На кладбище нам показали могилу мамы Вовы, которая, конечно же, заросла – за два года ее никто не посетил. Мы, как смогли, прибрали и разровняли ее, положили полевые цветы и захоронили рядом прах Владимира. Теперь сын вернулся к маме, а мое сердце успокоилось.

В дальнейшем мы поставим крест и прикрепим табличку. А сразу же после выхода из отпуска мы купили поминальные пироги и на первом же выезде раздали их бездомным.

Их дом

На этот раз нас было уже трое. Кроме меня и постоянного волонтера Никиты приехал Виталий. Он закончил Университет гражданской защиты (МЧС) в городе Харькове. Затем жил в ДНР[8] и во время разгара конфликта на Украине в 2014 году переехал в Челябинск, к своей девушке. Устроиться по специальности он не смог: объяснили намеками, что и для своих места нет, а тут еще и приезжий беженец. Виталий стал работать то грузчиком, то разгрузчиком. Но однажды он узнал о нашем проекте и вызвался в помощь.

На улице шел дождь, но он не помешал нашей работе. На первом участке за помощью обратились девять человек. Нас ждали: по тому, как наши подопечные нас встретили и стали обнимать, мы поняли, что они очень скучают.

Мы обработали раны, дали все необходимые рекомендации, раздали мази, препараты и индивидуальные наборы гигиены. Затем, выпив вкусного компота вместе с ребятами из «Пищи жизни», мы отправились на вторую точку приема на ул. Каслинскую. Там нас должны были ждать погорелец Максим и его друзья.

По дороге я беспокоился, как у него обстоят дела с ожогом. Пошел ли процесс заживления или нет? И как быть дальше, если все же нет?

Однако когда мы приехали на Каслинскую, на месте нас ждал только один бездомный по имени Михаил. Что произошло – было непонятно, ведь раньше каждый раз за помощью приходило не менее пятнадцати человек. Михаил тоже ничего не знал: он жил в другой стороне района сам по себе и с другими бездомными не общался. На наши вопросы про Максима он лишь показал рукой в сторону старого кожевенного завода, где проходит теплотрасса и, возможно, там обустроились Максим с друзьями.

Осмотрев Михаила и выдав ему пакет с теплыми носками, мылом и прочими принадлежностями, мы отправились искать теплотрассу. А дальше… Дальше начался настоящий психологический триллер.

Несмотря на указанный Михаилом путь, мы все никак не могли выехать к теплотрассе.

В итоге прирулили к газовой автозаправке, за которой шла стройка. Друг от друга их отделял глухой бетонный забор. А далее – шли непроглядные кусты и текла река, носившая древнее название – Миасс.

С автозаправки вышел диспетчер с круглыми глазами и задал вопросы: «В городе эпидемия? Вы не заразные?» Мы поняли, чем напугали его: потому что как были в хирургической одежде, в беретах и в масках, так и поехали.

Вкратце мы объяснили ему, кто мы и кого ищем. И тут оказалось, что мы очень даже правильно приехали: ведь наши бездомные жили неподалеку от автозаправки – в тех самых дремучих кустах, что у реки Миасс! И ежедневно они проходили мимо автозаправки: в глухом бетонном заборе существовал лаз.

От диспетчера автозаправки мы узнали, что и в тот день они тоже проходили. И Максим тоже был с ними.

Несмотря на моросящий дождь, мы взяли из машины сумку с медикаментами и гостинцы и отправились на поиск дома наших подопечных. Пройдясь по территории стройки и отпугнув сторожевых овчарок, мы набрели на несколько поросших высоким бурьяном тропинок, которые вели в кусты. Мы выбрали одну из них и, прижав к себе сумки и пакеты, двинулись по ней, перепрыгивая канавы и камни и собирая на себя окрестный репейник.

Кусты оказались молодым лесом, через который параллельно друг другу проходили две теплые трубы. Вокруг все говорило о ранее проживавших тут бездомных: из-под пожелтевшей и сырой от дождя листвы выглядывали то одежда, покрытая мхом, то обезглавленное тело куклы, то разбитая посуда и подгнившее ватное одеяло.

Моросящий дождь нас подгонял, и мы двинулись дальше, пробираясь вдоль труб сквозь кусты. Через некоторое время наши усилия были вознаграждены: мы обнаружили дом наших подопечных. Но то, что мы увидели, а главное – этот запах нищеты и трущобной жизни вместо радости вызвал у нас шок. Мы привыкли видеть бездомных на нашем приеме в более-менее чистой одежде, расчесанными и уже умытыми, а кто не успевал умыться до приема – умывался прямо там, из бутылки с водой, Здесь же перед нами предстала настоящая жизнь людей на теплотрассе.

Прямо перед нами стоял незамысловатый шалаш, сооруженный из старого и потерявшего цвет от времени ковра, который был накинут на трубы: он служил и крышей, и стенами шалаша. Чуть далее с одной стороны к нему была прижата бетонная плита от забора, а с другой – перекинута еще одна ковровая дорожка. Это была вторая комната. Рядом лежали грязная кухонная утварь и теплая одежда. К забору были приставлены кирпичи, на которых лежала металлическая решетка – эдакое подобие полевой кухни на дровах. К столбу, подпирающему забор, была привязана обрезанная канистра из пластмассы с краником: данная конструкция играла роль умывальника. Туалет находился здесь же, сразу за забором, в кустах. Трава вокруг была вытоптана, повсюду были разбросаны личные вещи и витал смрадный, сладковато-гнилостный запах, который, казалось, через ноздри въедался прямо в мозг. От него было некуда деться, он был везде! И к нему невозможно было привыкнуть.