Бог примет всех - Александр Леонидович Аввакумов

Нина умеет считать и писать. Уезжайте отсюда, хотя куда ехать-то?

Евгений достал папиросу и снова закурил.

***

Евгений никак не мог вспомнить, когда он последний раз спал на кровати, на белой простыне и пуховых подушках. Он лежал с открытыми глазами. Где-то совсем рядом за окном плескалось море. Воздух был наполнен шумом прибоя, запахом цветущих трав и трудно было представить, что где-то совсем рядом сошлись в смертельной схватке белые и красные, люди, чей разум помутился от политических лозунгов и правом на уничтожение. Перед глазами Варшавского встал Новороссийск, прижатые к морю остатки добровольческой армии. Десятки тысяч солдат, офицеров и мирных жителей третьи сутки ночевали на пирсе морского вокзала, в надежде каким-то образом попасть на отходящие в море пароходы, баржи и военные корабли союзников. Все отлично понимали, что мест уже нет и надежд на спасения тоже.

Походными колоннами прибыл третий Дроздовский полк. Солдаты по команде своих командиров, примкнув к винтовкам штыки, стали теснить всю эту толпу к выходу из порта. Кругом стоял такой шум, что трудно было разобрать, что кричат и требуют собравшиеся на пирсе люди. Из-за мыса показались две большие баржи, которые с трудом тащил небольшой буксир. Все снова бросились к пирсу, но выстрелы солдат, остановили эту людскую массу. Вдруг раздался раздирающий воздух крик.

— Спасайтесь, красные!

Толпа замерла, а затем, бросая чемоданы, корзины, баулы бросилась бежать в разные стороны. Однако это были не красные, это был Калмыкский кавалерийский полк. Они быстро спешились и заняли позиции для обороны. Погрузка «дроздовцев» прошла организовано и быстро. Баржи отошли от причалов и медленно направились в сторону Крыма.

Красные вошли в город без боя. Новороссийск словно вымер…. Ветер с моря гнал по пустым улицам обрывки газет, каких-то теперь уже не нужных никому документов. Из окон домов за ними неотрывно наблюдали десятки тысяч любопытных глаз. Люди ждали, что предпримут красные…

Калмыки сдались все сразу. Они поняли, что все выходы из города полностью блокированы красногвардейцами. Они, молча, сложили оружие и сейчас, со связанными назад руками, стояли на коленях. Каждый из них в тайне рассчитывал на пощаду, но ее не последовало. После короткого выступления комиссара, началась истребление. Их рубили шашками, кололи штыками, разбивали головы кувалдами. По улице потекли ручьи из крови порубанных калмыков…. Вскоре все закончилось. Свыше двух тысяч человек было убито. Распаленные кровью, красноармейцы бросились по домам, вытаскивая из них тех, кто пытался укрыться. Всю ночь шла кровавая резня. К утру уставшие от убийств красноармейцы, отправились отдыхать.

***

Утром Евгений проснулся из-за солнца, луч которого был ему прямо в глаза. Он поднялся с кровати и стал быстро одеваться. Накинув на плечи мундир, он вышел в зал. Варшавский впервые за последние годы ощутил уют родного дома. На белой скатерти ароматно дымился сверкающий кофейник, стояло сливочное масло, сыр, сардины, коньяк. Он не знал, что все это было приобретено поздно вечером у соседей на последние семейные деньги, что были накоплены семьей.

— С добрым утром, — громко произнес Евгений.

— Давай, сынок, присаживайся. Угощайся, чем Бог послал…

— Щедрый у вас, Бог, мама.

В зал вошел Иван Ильич с газетой в руке и сел в свое любимое кресло.

— Как спалось, сынок?

— Чудесно, давно так не спал.

Взглянув на газету, что лежала на столе, он поинтересовался у отца:

— Что пишут местные писаки, папа? Опять, наверное, грызутся между собой?

Иван Ильич усмехнулся.

— Пишут, что все скоро изменится, — произнес Иван Ильич. — Пишут, что Ленин уже два месяца ведет тайные переговоры с великим князем Борисом Владимировичем. Что в ближайшее время будет инсценирован государственный переворот. Идейные вожаки большевизма заблаговременно исчезнут, а всех комиссаров помладше, скомпрометировавших себя массовыми убийствами оставят на расправу. Это будет сделано для того, чтобы окружить большевизм мученическим ореолом…. Не знаю, верить или нет? Что Ленин и Троцкий, а также другие: Дзержинский и им подобные получат от государства пожизненную пенсию по пятьдесят тысяч рублей золотом и должны будут уехать из России в Америку.

Евгений громко засмеялся.

— Бред, полный бред, — произнес он. — Бред больного человека. Не для того они брали власть, чтобы вернуть ее за пенсию.

— Вот и я, такого же мнения…

Выпив рюмку коньяка, Евгений встал из-за стола и сел за рояль. Подняв крышку, его пальцы нежно коснулись клавиатуры.

— Боже мой! Неужели это не сон, — произнес Евгений. — Море, солнце, рояль….

За окном сверкало яркое солнце. Мягко набегали на песчаный берег малахитово-зеленые морские волны. Легкий ветерок играя, запутался в шторах.

Утро туманное, утро седое,

Нивы увядшие снегом покрытые……

Неожиданно для всех пропел Евгений. Голос у него был красивым. Он словно баюкал всех в мелодии стихов. Нина, словно впервые услышала голос брата. Музыка словно дышала морским ветром, красочными и далекими просторами.

— Странно, как-то все это — война, море и музыка. Скажи мне, Женя, почему эта жизнь словно гниль. Почему, гниль может быть такой красивой. Заходишь в магазин, а там все пузырьки с духами разбиты, запах, кружится голова, а уходить не хочется и вдруг ты — ветер, простор, солнце…

Евгений посмотрел на сестру. Глаза Нины как-то не естественно блестели. Вдруг он увидел ее совершенно по-другому — бесконечно усталое лицо, умный и пронзительный взгляд, прекрасные густые волосы…

«Как выросла, сестренка. Ты стала настоящей красавицей», — первое, о чем подумал он, продолжая рассматривать красивое девичье личико.

Он встал из-за рояля и стал застегивать ворот кителя.

— Мне пора, мама, — произнес он. — Простите если что не так. Вот играл и думал, вернусь или нет? Обойдет ли меня смерть или нет?

Мать заплакала. Он обнял ее за плечи и прижал к своей груди.

— Женя! Ты хоть награды сними, мало чего, — тихо попросил его отец.

— Нет, папа. Я их заслужил на войне и мне не стоит их стесняться.

Они вышли из дома и направились к центру поселка, где Евгения должен был ждать экипаж.

***

Катерина вошла в штабной вагон и, сняв с головы кожаную фуражку, со злостью швырнула ее на стол.

«Как он мог гарантировать белым жизнь, раздраженно думала она. — Мы должны их уничтожать и уничтожать, всех до последнего буржуя. Да и сам Ленин не доволен этим решением Фрунзе. Слюнтяй, не мужик, а баба! Куда им деваться из Крыма? Кругом море и мы».

В купе заглянул вестовой, молодой парнишка лет восемнадцати, одетый в английский военный френч, галифе и коричневые кожаные сапоги.

— Товарищ председатель, ваше приказание выполнено. Арестованные враги доставлены, — произнес красноармеец.

Она не сразу поняла о