Король на краю света - Артур Филлипс

— Нет, милорд. Мне жаль говорить «нет». Но не могли бы вы послать меня к его двору открыто, чтобы организовать наблюдателей поблизости? Дайте мне документы, как вашему слуге.

Сесил улыбался в потолок ровно столько, сколько потребовалось для демонстрирования непреодолимой социальной дистанции.

— Но ведь вы же не из дипломатов, Джефф. Вы, скорее, знаток кинжалов и трактирных драк. — Государственный секретарь налил себе еще вина и посмотрел на человека в ливрее посланника королевы: великан, казалось, с трудом помещался в комнатке. — И вы известны в католических кругах после всех ваших подвигов. Правила игры изменились. Тюремные камеры теперь ничего не решают. Теперь все не так, как в те времена, когда старые «дождевые черви» делали свою работу. Вам следует подумать о других способах. Чтобы мы могли обрести ясную картину, без изъянов. Вот чего мы хотим. Полная ясность, четкое представление о том, что у Якова в душе.

— А если мы узнаем худшее, милорд? Если Яков — католик?

Слегка вздрогнув от прямоты вопроса, Сесил сосредоточился на том, чтобы провести влажным от вина пальцем по позолоченному ободку бокала, и тот запел. Государственный секретарь поднял брови на Джеффа при этом звуке.

— Испанцы пытались убить моего отца, Джефф. Я не дурак. Если Яков — папист, нам следует хорошенько подумать о том, как защититься. И как быстро подготовиться к иным вариантам будущего.

Джеффри Беллок отнес в канцелярию посланников королевы письмо от Сесила, в котором грядущее отсутствие объяснялось деликатными вопросами государственной важности и заранее прощалось все, что он мог сделать, занимаясь секретными делами ее величества, после чего покинул коридоры Уайтхолла на несколько недель или месяцев.

Королева, храни ее Господь, старая и бездетная, пережила всех убийц, подосланных папами, королями Франции и Испании, королевой Шотландии, а также яростными и воинственными католиками родом из самой Англии. Война против католиков — то теневая, где главную роль играли сладкоречивые шпионы и коварные священники, то опосредованная, заплутавшая и увязшая в голландских болотах, то охота почти вслепую за отголосками заговора, выпестованного шотландской королевой, то подобное пушечному выстрелу реальное вторжение испанской Армады — не закончилась; возможно, она никогда не закончится, даже если в 1601 году события были не такими опасными или очевидными, как когда-то. Неудивительно, что Сесил разленился или принимал желаемое за действительное. Некоторые твердили, что война — дело прошлое, неуместное, и подобные речи Джеффу Беллоку приходилось терпеть слишком часто: от актеров в подпитии, от джентльменов при дворе и от вдовы, которая сдавала ему комнаты.

Возвращаясь к активной работе, Джефф испытывал радость и был полон сил, и все-таки именно сегодня двор казался ему особенно скучным. Все его знакомые по горячим денькам были мертвы или почти мертвы — так ему казалось. Все вели себя так, будто оглохли целиком или частично, пусть молодые придворные и продолжали сражаться за внимание, вымаливать его и выторговывать, а потом хвастаться тем, что им разрешили войти в комнату, примыкающую к другой комнате, которая ведет в еще одну — ту самую! — комнату. Беллок остановился в холле у кабинета капитана королевских посланников. Он ждал. Рядом был стол из цельного древесного ствола, с золотой вазой с коричневыми яблоками на нем, а по яблокам скользили три маленькие сороконожки. Беллок наблюдал, как юный паж оттянул рукав и медленно придавил большим пальцем одно насекомое — недостаточно сильно, чтобы поранить его, но в самый раз, чтобы воспрепятствовать бегу над полюсом коричневой планеты, которую существо огибало по кругу. Сороконожка прекратила восхождение, ее многочисленные конечности тщетно загребали, как будто она пыталась плыть там, где не было никаких волн. Паж отвлекся от своей микроскопической жестокости и увидел, что Джеффри Беллок пристально смотрит на него. Мальчишка оскалился и нажал сильнее, размазывая зеленые внутренности сороконожки по увядающему яблоку.

Когда Роберт Бил нашел Джеффа, он был ненамного старше этого безмозглого мальца.

* * *

Джеффри Беллоку исполнилось четыре, когда он увидел, как человека сжигают заживо, и осознал, что именно видит. Это был не первый раз, когда он оказался рядом с подобным костром, но первый, который запомнил на всю жизнь. Католическая сестра Елизаветы была королевой Англии, и протестантов сжигали сотнями. В тот день, оказавшись в одиночестве посреди толпы, он осознал источник этого неповторимого запаха и тотчас же понял, что обонял его раньше, иногда несколько дней и ночей подряд. Это был привычный элемент лондонского воздуха, просто Джеффри до сих пор не знал, что тот собой представляет. Звуки, которые издавал казнимый, он тоже слышал до того дня. Он слышал, как люди издавали подобные звуки, обжигаясь металлом в кузне, или когда их резали лезвиями, или когда их пожирала чума, так что ни звуки, ни запахи не были чем-то новым даже для четырехлетнего мальчика.

Человек в конце концов исчез без следа на глазах у маленького Джеффри.

Смерть не была чем-то новым. Иногда люди умирали, а мертвые тела, пролежавшие на виду несколько дней, в конце концов уносили, убирали с глаз долой. Иногда живой человек (например, женщина, живущая через дорогу, которая однажды дала ему половину сладкого яблока) внезапно исчезал, и кто-нибудь объяснял, что он умер и не вернется (и яблоками уже не поделится).

Но этот несчастный стоял на вершине холма из дров и тюков соломы, и в течение нескольких часов он превратился в ничто. Джеффри наблюдал, как все происходило: как добавляли больше топлива, забирали топливо, которое слишком сильно дымило (чтобы приговоренный не задохнулся чересчур быстро). Мужчина смотрел Джеффри в глаза и даже попросил мальчика о помощи, хотя тот понятия не имел, какую помощь может или должен оказать. Так или иначе, он следил за происходящим от начала до конца. Без каких бы то ни было трюков — никто не мог забрать человека из костра, потому что Джеффри ни разу не отвернулся, — все исчезло: волосы, кожа, внутренности. Ничего не осталось.

Отец Джеффри нашел его сидящим на земле, уставившимся на серые и обугленные руины, пытающимся понять, что это была за магия и какие чувства вызвало в нем событие, свидетелем которого он оказался.

— Не самое подходящее место для тебя. Ты не должен был этого видеть.

Джеффри выглядел неважно, не был похож на себя обычного, и поэтому, хотя сын был великоват для такого, отец поднял его и посадил себе на плечи. Унес подальше от этого зрелища, и Джеффри повернулся назад, чтобы посмотреть, не обнаружился ли сейчас какой-нибудь трюк, но все было по-прежнему.

— Надо поступать так, как велят римские священники, ты меня слышишь? — наставлял его отец. — Они теперь Господни посредники, так уж вышло. Нельзя, чтобы с тобой или со мной сотворили то же самое, ты меня понял?

Родители Джеффри умерли, когда ему было двенадцать, и чума почти вычистила два дома. Сам он спасся, потому что за год до этого его отдали в ученики к шпорному мастеру, довольно далеко от старого жилища, и он узнал о смерти родителей только через несколько недель после того, как все было кончено.